Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Нтъ, не нужно…. Когда отецъ всталъ ночью молиться, онъ сперва потрогалъ меня, спросилъ: Вася, ты спишь?… Я притворился, что сплю…. Надо молиться, чтобы никто не видлъ….

Гордій опять принимается за урокъ…. Начинаетъ темнть. Куры съ крикомъ влетаютъ на верхушки деревъ и тамъ мостятся на ночь.

— Гордюша, куры любятъ холодъ? спрашиваетъ Вася, когда Гордій бросаетъ урокъ за темнотой.

— Нтъ, Вася. Куры зимой сами лзутъ въ кухню.

— А зачмъ куры ложатся спать такъ высоко? Вдь чмъ выше, тмъ холодне.

Опять оба мальчика молчатъ и опять, посл долгаго молчанія, отвчаетъ Гордій, что нужно спросить объ этомъ учителя естественной исторіи, который тоже иногда бываетъ добрый.

Совсмъ темно. Мальчики встали и, на перегонки, бгутъ на верхъ сада, откуда виднъ соборъ и почти вся подгорная. Тамъ, обернувъ лица въ собору, мальчики становятся на колни, и Гордій говоритъ громко ту же молитву, что и у собора, съ добавленіемъ просьбы о прощеніи грховъ, какъ имъ, мальчикамъ, такъ и всей ихъ семь, а равно и всмъ людямъ, а Вася, молча, кладетъ частые поклоны. По щекамъ обоихъ струятся обильныя слезы, а у Васи выступили на щекахъ красныя пятна: кровь отхлынула отъ успокоившейся молитвою головы ребенка, разлилась по всему тлу и пятнами выступила на его худенькихъ щекахъ.

Молитва кончена. Мальчики садятся и, какъ будто усталые, молча отдыхаютъ посл молитвы. А предъ ихъ глазами, въ окнахъ закрытыхъ мглою домиковъ подгорной, зажглись огни, — какъ ихъ много и какъ они разбросаны!.. А на синемъ, безоблачномъ неб свтятъ и мерцаютъ звзды, — какъ он манятъ и приковываютъ глаза мальчиковъ!.. А кругомъ — тишина, тишина отдохновенія, сна природы, когда ухо не слышитъ, но душа чувствуетъ дыханіе спящей жизни…. Вотъ на соборной колокольн тихо и мягко бьютъ часы: одинъ, два… восемь, и опять все тихо… Вотъ раздается робкое, слабое пніе соловья, но гд-то застучала дущая телга, и все опять смолкло… Втеръ шелестнулъ деревьями, показались по небу звзды, безъ шума пролетла летучая мышь… Соловей заплъ громко, ему отвчаетъ другой, третій….

Мальчики встаютъ и тихо идутъ въ домикъ….

III.

Гордій въ четвертомъ класс и уже другой годъ казеннокоштнымъ пансіонеромъ; Вася прямо принятъ приходящимъ ученикомъ во второй классъ. Они учатся отлично; но Вася часто ловитъ галокъ, по выраженію учителя географіи. Осень. Идетъ урокъ географіи, въ класс тишина. Вася знаетъ урокъ, сидитъ смирно, но онъ невнимателенъ, онъ не смотритъ на доску, на которой виситъ географическая карта и по которой учитель водитъ пальцемъ, показывая границы Африки. Вася позабылъ или не могъ слдовать совтамъ Гордія, устремлять глаза безъ смысла, но сдвинувъ брови, на учителя или на доску; поэтическая головка Васи въ это время занята солнечными часами, имъ самимъ придуманными, — и глаза его не смотрятъ на доску, а наблюдаютъ тнь на стн отъ рамы окна. Тнь рамы замтно приближается къ черточк карандаша на стн.

— Сейчасъ тнь дойдетъ до черточки, думаетъ въ это время Вася, — и будетъ звонокъ…. Сегодня будетъ вкусный обдъ: отецъ вчера принесъ денегъ…. Онъ скоро выучитъ посл обда уроки, въ пять часовъ нарветъ въ саду сливъ и яблокъ и понесетъ ихъ Гордюш въ гимназію…. Въ половин шестаго у пансіонеровъ рекреація, — и онъ пойдетъ съ Гордюшей, на верхнюю галлерею, сперва походятъ тамъ, онъ скажетъ Гордюш уроки, Гордюша поправитъ…. Потомъ они вмст будутъ смотрть съ верхней галлереи, какъ бгаютъ на двор и играютъ въ мячъ гимназисты…. Будутъ смотрть на горы, на орликовъ, что, какъ мертвые, распростерши крылья, висятъ въ воздух….

— А гд я показывалъ пальцемъ? Я тебя, галко-ловъ, спрашиваю! говоритъ учитель злымъ и громкимъ голосомъ и тащитъ Васю къ доск.

Вася блденъ; на его высокомъ лбу жилки налились кровью, глаза широко раскрыты. Онъ хочетъ сообразить, найти границы Африки, — вдь около границъ Африки учитель водилъ пальцемъ.

— А ты не лови галокъ! Смотри на доску, не давая сообразить Вас, продолжалъ учитель. Маршъ въ скущую, галко-ловъ!

* * *

Воскресенье. Гордій торопливо идетъ изъ гимназіи въ отпускъ домой. Путь его не близокъ. Онъ, чуть не бгомъ, идетъ по глухимъ улицамъ и скромно, и ровно, какъ сказано въ его отпускномъ билет, идетъ по главнымъ улицамъ. У него тревожный взглядъ, а въ голов рой мыслей.

— Почему съ четверга не ходитъ въ классъ Вася? Не боленъ-ли онъ? Онъ такой худенькій, блдный, — трудно-ли заболть, такъ легко простудиться…. А можетъ дома кто заболлъ? Нтъ, дома народу много, — Васю не будутъ держать…. Но ты скоро, поправишься, мой дорогой, мой худенькій братишка! Я не отойду отъ тебя сегодня, буду разсказывать теб, читать буду, — ты заснешь, сонъ укрпитъ тебя, ну, ты и поправишься….