Недоволенъ соборъ и начинаетъ онъ хмуриться, начинаютъ не горть огнемъ, а только — желтть его куполы, а солнышко, какъ-бы испугавшись гнва собора, взяло да и спряталось совсмъ… Но вмсто солнца взошла полная луна. И обрадовался ей соборъ, и опять, какъ школьникъ, шалитъ онъ съ луною, не обращая вниманія на то, что и луна лучше, солидне смотритъ и, какъ будто, толкове разговариваетъ и съ горами, и съ садами, и съ домиками подгорной, чмъ съ нимъ, пятиглавымъ соборомъ.
— Теб пора въ гимназію, сказалъ посл долгаго молчанія отецъ, лниво вставая.
Гордій тоже лниво поднялся и они пошли.
— Нтъ правды на свт, сынишка! громко, какъ-бы не владя собой, началъ отецъ. — Какъ Содомъ и Гоморра провалится скоро русская земля, отъ воровства и преступленій…. [1]
Видишь, сынишка, площадь съ казенными домами? Вонъ магазины провіантскихъ и коммиссаріатскихъ коммиссій. Они должны поставлять хлбъ, сухари, крупу, сукно, холстъ, сапоги и все прочее для нашего войска, а разв тамъ это длаютъ? Тамъ чиновники наживаютъ деньги, берутъ съ подрядчиковъ тысячи, сотни тысячъ, кладутъ ихъ себ въ карманъ, а войску доставляютъ вмсто сухарей — гниль съ пескомъ и кирпичомъ, вмсто сукна — дрянь, расползающуюся между пальцами, сапоги — изъ дрянной кожи съ кардонными подошвами, такіе же — рубахи, медикаменты, палатки. Что имъ за дло, что гибнетъ русское войско не отъ пуль и штыковъ врага, а отъ голода и холода, идущихъ отъ этихъ коммиссій! Чиновники наложили себ тысячи въ карманъ, имъ все равно. Разв они боятся суда?… И кто-же судить будетъ? Разв воръ можетъ судить вора! А кто не воръ? Гд такой человкъ?… Вонъ уздный судъ, вонъ уголовная палата; но разв имъ можно позволить судить тхъ, у кого есть деньги! Они осуждаютъ только несчастныхъ крестьянъ, когда т, выйдя изъ терпнія, бунтуютъ противъ помщиковъ. Помнишь, сынъ, какъ два года назадъ, мы отъ собора смотрли, какъ вонъ тамъ, изъ-за той горки, стрляли изъ пушекъ по возмутившимся крестьянамъ Каланторова?… А вонъ видишь, сынишка, полицію? Ты думаешь, она ловитъ воровъ, оберегаетъ жителей города отъ грабежа и насилія? Нтъ, мой глупый мальчикъ. Она сама воруетъ и держитъ на служб воровъ; но за то отлично бьетъ купцовъ, поретъ чуть не до смерти мщанъ и солдатъ ограбленной пожарной команды… Помнишь, сынишка, какъ въ прошлыя каникулы мы были съ тобой на пожар? Пожарная команда пріхала безъ воды, съ дырявыми бочками, поломаннымъ насосомъ, порванною кишкой? За то, какъ ловко кварташки хлопали по лицамъ несчастныхъ водовозовъ, что медленно возили воду на своихъ заморенныхъ лошаденкахъ!.. А конецъ! Помнишь конецъ? Мы были около полиціи, когда пожарная команда возвращалась съ пожара. У одной бочки свалилось колесо съ дрогъ. — Пороть солдата — кучера! гаркнулъ полицеймейстеръ. Мы пошли скоре, но крикъ несчастнаго солдата долеталъ до насъ…. А вдь онъ старикъ былъ!.. Онъ лежалъ боле года хворый посл порки!.. Какимъ онъ страшнымъ смотрлъ потомъ, въ могилу глядя, но продолжая чистить конюшни!..Гордій хорошо помнилъ этотъ случай. Онъ дрожалъ тогда всмъ тломъ, когда, посл взвизга розогъ, раздавались отчаянные криви солдата. Онъ видлъ потомъ болзненное, зеленое лицо солдата и слышалъ его глубокій, какъ бы надрывающій вс его внутренности, кашель.
— Ну, да Господь прости имъ всмъ! спокойно продолжалъ отецъ. — Я не затмъ сильно хотлъ видться съ тобой, чтобы бранить тхъ, кто насъ не слышитъ. Я хотлъ сказать теб, что я уду къ дяд…. А ты оставайся тутъ одинъ. Учись, старайся попасть въ университетъ, а потомъ работай честно, не забывай тогда меня и семью… Только дай себ зарокъ, сынъ, не служить ни въ гражданской, ни въ военной служб. Будь учителемъ. Это служба честная, а остальныя службы скверныя… Мой зарокъ теб, сынъ, чуждайся ихъ, какъ черта… Ну, да объ этомъ мы съ тобой писать будемъ… А теперь прощай. Совсмъ прощаться ты еще придешь, а теперь только на время…
Отецъ креститъ сына, цлуетъ его разъ, другой, третій и припадаетъ къ лицу сына на нсколько минутъ. На соборной колокольн бьютъ часы. Отецъ отбгаетъ, отстранивъ сына, и идетъ въ одну сторону, а сынъ въ другую. Отецъ оглядывается часто на сына, а сынъ скорой походкой, вытянувшись, какъ солдатъ, не оборачиваясь, зашагалъ въ гимназію. Онъ вошелъ въ темный корридоръ гимназіи, поднялся по лстниц во второй этажъ и остановился. Направо шелъ ярко-освщенный корридоръ, ведущій въ классный залъ пансіонеровъ, а прямо противъ него шла темная широкая лстница, ведущая къ гимназической церкви. Гордій опрометью побжалъ по лстниц и, какъ-бы мгновенно остановленный какой-то посторонней силой, упалъ передъ дверью церкви, стукнулся лбомъ объ полъ и безъ словъ и мыслей рыдалъ, слезы текли изъ его глазъ и обильно падали на полъ у дверей храма.