Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Освободили меня, продолжалъ Перехавшій, — освободили разбитаго, безъ средствъ, и я тысячу верстъ сдлалъ пшкомъ и съ віолончелью за плечами…. Игралъ по дорогамъ, деревнямъ и селамъ; кланялся низко за брошенный изъ окна пятакъ; цловался съ пьяными мужиками у кабака или на свадьб; лазаря игралъ съ нищими на базарахъ…. Ну, вотъ и пришелъ я, такимъ образомъ, въ эти Палестины. Тутъ у меня родня есть, — захотлось умереть среди близкихъ. Мн скоро сорокъ будетъ и срокъ тоже скоро будетъ… Сестра тутъ у меня за учителемъ, Подосеновымъ. Я тебя съ нимъ познакомлю: увидишь педагога, посмотришь что за мужъ… Еще тутъ товарищъ по Горигорецкому, Вороновъ, есть. Совтникъ губернскаго правленія и родственникъ губернатору — знатная протекція!.. Ну, вотъ и живу тутъ. Меня любятъ палестинцы: ноги не подставляю, подслушиваю какую ни на-есть душу ихъ, плачу, когда они плачутъ, смюсь, когда они смются, — а это и нравится нашимъ жалкимъ палестинцамъ. Они, братъ, жалкіе! Глупы до жалости и добры до мордобитія!.. Дали мн мсто въ статистическомъ комитет — тридцать рублей въ мсяцъ и книги изъ библіотеки даромъ брать можно. Я и счастливъ. Поломанному, разбитому человку много-ли нужно?… Работаю шесть часовъ, читать есть что, играть на віолончели не мшаютъ, сытъ, обутъ и одтъ — чего же мн нужно? Больному не нужна семья! Стремиться впередъ, къ слав — удлъ здоровыхъ, а не больнаго!.. Вотъ я и утшаю палестинцевъ… Вы думаете, милостивый государь, я пьяница? Нтъ, я самъ не пью никогда. Вотъ экземпляръ этотъ, ацтекомъ въ куб самъ себя зоветъ, пріхалъ изъ деревни, плачетъ, скучно, говоритъ, утшь. Я ему музыку подпустилъ, — не принимаетъ; горячею рчью и умнымъ споромъ пробовалъ разшевелить, — не пробираетъ; послднимъ лекарствомъ угостить друга пришлось, пьянствовать вмст,- проняло… Я, милостивый государь, не дурной, а разбитый, съ чуткою душою человкъ!.. и онъ опять зарыдалъ.

— Ты, Перехавшій… Ты человкъ, рыдая, говорилъ Пантюхинъ.

Могутовъ ничего не сказалъ, но крпко пожалъ руку Перехавшему.

— Но ты не тревожься, опять заговорилъ и уже боле громкимъ и самоувреннымъ голосомъ Перехавшій. — Ты не пропадешь, какъ я! Другія времена теперь, братъ. Теперь въ каждой Палестин, есть одна, дв плакальщицы вотъ такія, какъ я… Ты надъ ними не смйся… Пантюхинъ! громко крикнулъ онъ. — Убей меня, какъ пса негоднаго, если я его не сберегу! Какъ пса убей, слышишь!.. Его самъ Богъ послалъ мн: онъ и сосдъ мн и въ первый вечеръ сошлись, и сошлись, какъ рыцари. Только я, какъ трусливый и лукавый рыцарь, съ ложью на язык и съ пьяной физіономіей, а онъ, какъ настоящій рыцарь, поднялъ забрало и съ словомъ правды и логики вышелъ въ бой…. По ты меня за это не презирай: я жалкій, разбитый человкъ и часто фальшиво стою за свободу, но все-таки стою, буду стоятъ и умру, стоя за нея!..

— Знаешь что? вставая продолжалъ Перехавшій. — Пойдемъ ко мн,- я тебя музыкой угощу. Хочешь? Я хорошо играю: слезы подступаютъ къ глазамъ, рука сама смычкомъ водитъ, и очень хорошо становится на душ….

Они вс трое пошли. Скоро Перехавшій затянулъ тихо и въ носъ, а Могутовъ и Пантюхинъ подхватили не громко, — и въ тихомъ морозномъ воздух понеслась далеко французская псня: Par la voix du canon de Fam'ee la France app'elleses enfants….

VI.

Въ это время Львовъ и Орцкій возвращались отъ Рымниныхъ и проходили около городскаго сада. Ночью считалось небезопаснымъ ходить по саду, и они шли по тротуару, около присутственныхъ мстъ.

— Милая двушка! говорилъ Львовъ. — Сколько чувства, любви, нжности и доброты въ каждомъ ея поступк, въ каждомъ слов! О ней, только о ней можно сказать: «ты для меня что солнце юга, тепло и свтъ — въ теб одной!»

— О, да! О, да! отвчалъ Орцкій. — Вы не влюбились? О, да! Любовь — безуміе. О, да! А въ жизни нужна разсудительность, логика практики жизни, а не безуміе. О, да! О, да!

— А вы, капитанъ, разв не влюблены въ этого ангела? Нтъ, вы, наврно, влюблены въ нее. Кто разъ посмотрлъ на нее, кто послушалъ ее, тотъ сейчасъ-же замтилъ ея ангельскую душу и не можетъ не влюбиться въ нее!

— О, да! О, да! Но не до безумія. О, да! Она хороша, умна, добра, нжна и, о, да! у ней отличное, — богатое приданое. Влюбиться до женитьбы — не дурно, о, да! Но до безумія — нтъ.

— Я сожалю, что она богата. Я-бы хотлъ, чтобы она была бдной двушкой…. О, я-бы тогда смло открылъ ей мою душу…. и онъ тихо заплъ: «Вьется ласточка сизокрылая подъ окномъ моимъ одинешенькимъ».

— О, да! О, да! Вамъ откликаются. О, да! послушайте.

Въ это время, далеко позади ихъ, въ городскомъ саду тріо пло: «Mourir pour la patrie! Mourir pour la patrie! C'est le sort le plus beau, le plus digne d''envie».

— Хорошо, о, да! Прогрессъ, о, да! Французскія революціонныя псни къ намъ ночью прилетли! И притомъ тріо. Прогрессъ! О, да! Желзная дорога, мировой судъ, о, да! Потомъ этотъ студентъ и, наконецъ, mourir pour la patrie! О, да! О, да! И въ заключеніе земство, вчера явленное земство, строитъ на новыхъ началахъ тысячеверстную желзную дорогу! О, да! О, да! Прогрессъ, о, да!.. и Орцкій, а за нимъ и Львовъ, ускорили шагъ.