Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Еще принести? серьезно смотря на него, спросила двочка.

Онъ не отвчалъ, а пристально смотрлъ на нее.

Двочка была, дйствительно, сильно похожа на покойнаго Васю. Такіе, же большіе голубые глаза, только не такъ сильно выдались впередъ и боле густаго, темносиняго цвта, такой же большой, высокій лобъ, такіе же мягкіе, свтлые волосы и длинныя, темныя рсницы; но кожа на лиц не такъ сильно бла и прозрачна, въ лиц боле беззаботности, веселости, здоровья, и, когда она улыбалась, она мало походила на Васю; но когда она смотрла серьезно, причемъ глаза ея подавались впередъ, она была поразительно похожа на поздороввшаго Васю.

— Позвольте мн быть братомъ ей! Будьте моей матерью! горячо вырвались у него слова, когда двочка, не получая отъ него отвта на свой вопросъ, повернулась и пошла отъ него. — Я буду любить васъ, буду учить ее, мн ничего не нужно, я буду сытымъ приходить въ вамъ! Онъ всталъ и хотлъ броситься къ ногамъ торговки.

— И что это теб вздумалось, жалостливый? ласково усаживая Могутова на скамью, говорила торговка. Гд таки теб любить насъ, да еще и сыномъ моимъ быть? Ишь мы какія барыни! Въ шелкахъ да въ бархатахъ! А вы — баринъ, бленькій, чистенькій.

Двочка поставила на столъ чашку съ раками и положила краюху чернаго хлба.

— Покушай лучше, жалостливый мой, рачковъ, выдвинувъ изъ стола ящикъ и доставая оттуда солонку и ножикъ, продолжала говорить торговка. — Мои рачки всегда на отличку! Пропорцію соли знаю для каждаго рака, а въ соли-то вся отличка и есть. Ну, и варить тоже, по раку глядя, нужно. Попробуй, жалостливый, рачковъ.

Онъ взялъ рака и началъ медленно чистить его, а торговка отрзала кусовъ хлба и положила около него. Двочка принесла чашку горячаго картофеля.

— Сядь, Аленушка, около барина. Вишь онъ — чудной да жалостливый какой! За тебя, дурочку, плакалъ, жалючи тебя, у меня, бабы, руки цловалъ? Ты на братца, покойничка, ихняго похожа; ну и пущай, жалостливый баринъ, на тебя посмотритъ, братца любимаго вспомянетъ.

Двочка сла на лавку рядомъ съ нимъ и посматривала на него.

— Будешь, Леля, моей сестрой? Я буду любить тебя крпко, крпко! Буду учить тебя!

Рука его перестала чистить рака, а глаза съ любовью и мольбою смотрли на двочку.

— Буду, отвтила двочка.

Онъ обхватилъ ее руками, прижалъ къ себ и цловалъ въ лобъ, глаза, носъ, по всему лицу.

— Господи, Іисусе Христе, Сыне Божій! Защити, помилуй и сохрани насъ Твоею благодатью! крестясь, говорила торговка и крестила его и Лелю.

Съ этого дня онъ чуть не цлые дни проводилъ въ домик торговки. Торговка, обыкновенно, вставала въ четвертомъ часу утра, варила въ двухъ большихъ чугунахъ раки и картофель, потомъ укутывала чугуны ватнымъ старьемъ, ставила ихъ на двухколесную телжку, увозила ее на базаръ и торговала «варевомъ»; въ десять часовъ, возвратясь домой, она баловалась чайкомъ и въ то же время варила свжіе раки и картофель, потомъ опять отправлялась торговать до двухъ часовъ; въ третьемъ часу обдала, засыпала на часокъ, потомъ опять варила раки и картофель, опять отправлялась торговать и возвращалась домой часовъ въ девять, ужинала и, усталая отъ работы, жары, пыли, суеты и крику, ложилась спать, посл счета мдяковъ, короткой молитвы и болтовни съ дочерью. Она была вдова, очень недурна и не стара, имла собственный домикъ съ садикомъ и огородомъ и сильно любила свою единственную дочь, которая была прижита ею не съ покойнымъ мужемъ солдатомъ, а съ приглянувшимся ей, когда она была еще двкою, красивымъ, молодымъ и доброй души офицеромъ. Онъ-то и выдалъ ее замужъ за солдата, и купилъ ей домикъ съ садомъ и огородомъ, и погибъ, вмст съ солдатомъ, мужемъ торговки, въ крымскую войну. Много было торговк хлопотъ съ маленькой Лелей, часто болло у ней сердце, когда, суетясь и крича на базар, она вспоминала о любимой дочери, запертой одной-одинешенькой въ домик, гд только Жучка, большая злая собака, караулила и домъ, и дитя. Двочка росла, заботы о ея одиночеств рже тревожили мать; но и теперь, когда двочк минуло двнадцать лтъ, могда разсказывали торговки городскія происшествія, — у матери поднималась тревога за дочь. У ней не было охоты къ новому вступленію въ бракъ; но она подумывала о немъ, какъ о единственномъ исход для охраненія дочери во время своего отсутствія. У ней даже былъ на примт вдовецъ сапожникъ, у котораго тоже есть дочь и который, если будетъ обижать ея Лелю, будетъ видть отъ нея обиду своей, сапожничьей дочери. «Нежданный сынъ», какъ она называла Могутова, былъ кладомъ для нея. Онъ такой скромный, добрый, не только не мшаетъ Лел помогать матери, но еще самъ помогаетъ ей, ловко ставитъ чугуны на телжку, носитъ воду изъ колодца, рубитъ дрова, полетъ огородъ, собираетъ и сушитъ вишни и чуть не моетъ съ Лелей блье, — и торговка любитъ его, какъ сына, рада его ежедневному приходу, спокойна теперь за дочь, оставляя ее уже не одну, а съ такимъ жалостливымъ, и какимъ ни на есть, мужчиной. И не приходитъ ей на умъ мысль о сапожник.