„Милостивый Государь
Господинъ Могутовъ!
«Извините, что не знаю, какъ васъ зовутъ и что поэтому называю васъ по фамиліи. Я васъ видѣла только одинъ разъ, когда ворона сидѣла на спинѣ лошади у широкаго поля, когда вы пѣли пѣсню на голосъ „Руслана“ и когда двѣ дамы помѣшали вамъ пѣть, за что вы ихъ очень справедливо назвали воронами. Но я много о васъ слышала, что возбудило во мнѣ глубокое уваженіе къ вамъ и сильное желаніе познакомиться покороче съ вами.
„Папа и мама посылаютъ сегодня пасху всѣмъ своимъ хорошимъ знакомымъ, а мнѣ пришла мысль послать пасху вамъ, чтобы напомнить вамъ время вашего дѣтства и, главное, чтобы заявить вамъ о своемъ сильномъ желаніи познакомиться съ вами. Вы извините и не сердитесь за это на уважающую васъ Екатерину Рымнину“.
Прочитавъ написанное, она осталась имъ довольна, запечатала. въ конвертъ, написала адресъ и, войдя въ залу, отдала: письмо Ивану, сказавъ, чтобъ онъ зашелъ къ Львову, спросилъ у Львова, гдѣ живетъ господинъ, который написанъ на конвертѣ, и снесъ ему письмо и завязанное въ салфетку.
— Отвѣта не требуется? — спроситъ Иванъ.
— Если дадутъ отвѣтъ, — принесите, а не дадутъ, — не спрашивайте.
— Слушаю-съ.
Иванъ ушелъ. Она старается быть спокойной, мо ея сердечко бьется ужасно и она съ нетерпѣніемъ ожидаетъ возвращенія Ивана. — „Если возвратитъ назадъ, — думаетъ она, — если ничего не отвѣтитъ на письмо, — я забуду его, перестану думать о немъ, всему будетъ конецъ… Я дамъ согласіе Кречетову, я буду его любить…“ Она задумывается, садится у окна на улицу и къ глазамъ подступили слезы.
„Не плачь, перестань, глупенькая дѣвочка! Вѣдь слезами горю не поможешь, — утѣшала она громко самоё себя, а слезы сами собою катились изъ ея глазъ и тихо, тихо струились по ея блѣднымъ щекамъ. — Не всѣ выходятъ замужъ по любви, а живутъ, и счастливо живутъ“.
Она хочетъ прогнать тяжелыя мысли, перестаетъ плакать и смотритъ въ окошко. Темно, почти ничего не видно, и лишь вдали мелькаетъ слабый желтый свѣтъ уличнаго фонари.
„А что если прыгнуть въ окно, упасть въ низъ головой? Умереть и — всему конецъ… А тамъ?..“
— Сторонись, лѣшій! — громко крикнулъ кто-то на улицѣ.
Она вздрогнула, торопливо отошла отъ окна, сѣла въ самый дальній и темный уголъ залы и начала тихо разговаривать сама съ собою:- „Тамъ будетъ тяжело. Такъ грѣшно. Нужно жить, какъ можно… Не всѣмъ весело, не всѣ счастливы. Мама развѣ счастлива, голодные крестьяне развѣ счастливы? Нужно любить всѣхъ, а не одного…“
— Кланялись и приказали отдать письмо и вотъ это, — подавая ей письмо и приподнявъ другою рукой что-то, завернутое въ бумагу, прервалъ ея думу возвратившійся Иванъ.
— Хорошо, — совершенно спокойно отвѣтила она, взяла письмо и свертокъ и медленно ушла въ кабинетъ. Она не распечатываетъ письма, она держитъ его въ дрожащей рукѣ, а сама морально улыбается и торопливо ходитъ по кабинету. Что такое написано въ письмѣ,- ей все равно. Она заранѣе довольна отвѣтомъ, — довольна, что не возвратили назадъ ея подарка, что ей также прислано что-то тяжелое. Наконецъ, она порывисто распечатываетъ письмо и читаетъ отвѣтъ Могутова: