Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Бѣдненькія швеи и модистки! Многіе великіе поэты и мыслители вдохновлялись вами, пѣли сжимающія душу скорбью пѣсни въ честь вашего терпѣнія и вашей безкорыстной любви, издавали обливающіе сердце кровью стоны при видѣ вашего бѣдственнаго житья, кричали помрачающія умъ проклятья при видѣ вашего убійственнаго труда, не оплачивающаго даже вашей скудной пищи и жалкой одежды и заставляющаго васъ впасть въ развратъ и умирать въ раннемъ возрастѣ отъ чахотки; но вы сами не поете этихъ пѣсенъ, вы не слыхали этихъ вздоховъ и проклятій. Нѣтъ, вы смотрите на себя какъ на необходимыхъ и вполнѣ законныхъ спутниковъ прогресса и цивилизаціи общества и, когда слѣпите ваши глаза надъ шитьемъ изъ самыхъ пестрыхъ и самыхъ убійственныхъ для глазъ матерій нарядныхъ платьевъ для барышень и барынь, вы не поете «Пѣсню о рубашкѣ» Томаса Гуда, какъ не поютъ барышни и барыни, щеголяющія въ изготовленныхъ вами нарядахъ, «Сонъ леди» того же Томаса Гуда! Нѣтъ, когда глаза ваши слѣпятъ всевозможные цвѣта нарядныхъ матерій, когда нагнутая надъ работой грудь ваша мучительно ноетъ, когда руки и ноги ваши деревенѣютъ отъ однообразнаго сидѣнья по цѣлымъ днямъ, — вы не поете «Пѣсню о рубашкѣ», а грезятся вамъ сладкіе сны: вотъ кончилась четырнадцати-часовая работа, вы, измученныя, встали изъ-за нея, лѣниво расправляете одеревенѣлые члены, испускаете тяжелый вздохъ больной груди и хотите поскорѣе лечь въ жесткую постель, чтобы забыться и заснуть; но вдругъ вы вспоминаете, что семи-рублевое жалованье давно уже забрано вами за мѣсяцъ впередъ, а прачка требуетъ денегъ, а башмаки скоро будутъ совершенно негодны, а скромненькое и хотя сколько-нибудь приличное воскресное платьице уже сильно обносилось, а въ театрѣ сегодня маскарадъ, такъ много наѣхало въ городъ красивыхъ и богатыхъ мужчинъ, а вы еще такъ молоды и недурны собой, такъ вамъ хочется поразнообразить вашу тоскливую и тяжелую жизнь, — и вы не ляжете послѣ работы спать, а поскорѣе умоетесь, одѣнетесь по-праздничному, кокетливо причешете волосы, приколите голубенькій бантикъ къ груди (она чахоточна, но еще молода и красива) и побѣжите въ маскарадъ. О, какъ тамъ будетъ весело! Васъ приглашаютъ танцевать, за вами ухаживаютъ, приглашаютъ ужинать, усиленно просятъ пить вино….

Бѣдненькія швеи и модистки! Вы и потомъ, послѣ такъ пріятно проведенной ночи, почти не спавши, сидя за работой съ болью въ головѣ, съ мучительной усталостью во всемъ тѣлѣ,- вы и тогда не запоете «Пѣсню о рубашкѣ», какъ не запоютъ «Сонъ леди» барышни и барыни, когда онѣ, снявъ роскошные наряды, оставшись въ ночныхъ блузахъ изъ тончайшаго голландскаго полотна, отдѣланныхъ кружевами и прошивками, торопятся лечь въ мягкую постель, чтобы тоже забыться и заснуть послѣ шума, блеска, шепота, таинственныхъ рукопожатій, поэтическаго кокетства, умныхъ шутокъ, блестящихъ побѣдъ и т. д. и т. п., что составляетъ жизнь баловъ и вечеровъ. Нѣтъ, вы и тогда… Но Богъ храни васъ, бѣдненькія швеи и модистки! Кто изъ насъ, пишущихъ и читающихъ мужчинъ, не былъ обязанъ вамъ многими веселыми часами въ свои молодые годы, во времена студенчества? Но кто станетъ читать романъ, исполненный вашимъ убійственно-однообразнымъ житьемъ, вашими подавленными стонами, вашими тихими слезами и вашими кроткими, всепрощающими молитвами при ранней смерти отъ чахотки?…

Чуть надъ тобой не заплакалъ я, бѣдная…
Вотъ одолжилъ бы!.. Прощай, безталанная!
Намъ ли въ диковинку сцены тяжелыя?
Чудо, что есть еще лица веселыя!
Чудо, что смѣхъ еще временемъ слышится!

II.