Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Въ срединѣ декабря зала благороднаго дворянскаго собранія была преобразована въ засѣданіе съѣзда мировыхъ судей. Низенькій барьеръ, какъ и во время экстреннаго засѣданія губернскаго земскаго собранія, раздѣлялъ залу на двѣ неравныя половины, изъ которыхъ большая, уставленная рядами стульевъ, переполнена была разнообразной, но исключительно, впрочемъ, изъ дворянскаго и чиновнаго сословія, публикой, около половины которой составляли дамы тѣхъ же слоевъ общества. Меньшая половина залы имѣла совершенно другой видъ, чѣмъ во время экстреннаго земскаго собранія: на возвышеніи, какъ на эстрадѣ, стоялъ длинный столъ, покрытый зеленымъ сукномъ съ золотою бахромою; позади стола — рядъ покойныхъ, обитыхъ бархатомъ, креселъ, а на столѣ — зерцало, большой письменный приборъ съ высокостоящимъ и блестящимъ колокольчикомъ, разложены бумаги, перья, карандаши; направо отъ эстрады — небольшой столикъ, покрытый также зеленымъ сукномъ и съ покойнымъ кресломъ позади, какъ и у стола на эстрадѣ, только вмѣсто зерцала на немъ лежала горка книгъ, образцы которыхъ раскрашены были во всѣ цвѣта радуги; налѣво отъ эстрады стоялъ пюпитръ, въ родѣ небольшой каѳедры, а предъ эстрадой, вблизи барьера — аналой, на которомъ лежало Евангеліе, завернутое въ эпитрахиль, и большой серебряный крестъ съ выпуклымъ изображеніемъ распятаго Христа; у самаго барьера, какъ разъ противъ средины эстрады, стоялъ простой соломенный стулъ, невольно приковывавшій къ себѣ взоры публики: онъ былъ такъ легокъ и простъ среди остальной тяжелой и дорогой обстановки залы, что напоминалъ собою жалкаго и оборванаго нищаго, очутившагося во время торжественной архіерейской службы въ соборѣ на томъ мѣстѣ, гдѣ обыкновенно, въ подобныхъ случаяхъ, помѣщается первое лицо города или генералъ въ лентѣ и со звѣздами.

Было двѣнадцать часовъ дня. Въ залѣ — душно и сумрачно, такъ какъ вентиляція залы не была приспособлена для такой массы публики, собравшейся въ нее уже къ десяти часамъ, и такъ какъ стоялъ хмурый декабрскій день, и не солнечные лучи, а эта хмурость наполняла залу чрезъ большія окна по обѣимъ сторонамъ ея. На соломенномъ стулѣ сидѣлъ молодой, худощавый, сутуловатый мужчина во фракѣ и съ бѣлымъ знакомъ судебнаго пристава; онъ все время бѣгло и робко посматривалъ на публику.

— Судъ идетъ! — крикнулъ дребезжащимъ голосомъ приставъ, когда за одной изъ дверей, ведущихъ въ отдѣленіе для суда, раздался звонокъ.

Публика съ шумомъ встала.

Когда судьи усѣлись въ кресла на эстрадѣ, когда за маленькимъ столомъ появился Лукомскій при шпагѣ и въ блестѣвшемъ золотою вышивкой и позолоченными пуговицами мундирѣ; когда у пюпитра появился сильно блѣдный Ахневъ съ тревожнымъ, лихорадочнымъ блескомъ въ глазахъ, и рядомъ съ нимъ его адвокатъ, полное лицо котораго такъ наглядно и безыскуственно избыточествовало состраданіемъ и кротостью; когда публика усѣлась и въ залѣ водворилась мертвая тишина, — видъ залы и вся обстановка суда были сильно торжественны, внушительны, картинны и строги.

— Засѣданіе суда открыто! — громко сказалъ предсѣдатель и его слова отчетливо пронеслись по залѣ.

Въ публикѣ произошло моментальное движеніе.

— На очереди, — продолжалъ предсѣдатель, — дисциплинарное дѣло о судебномъ приставѣ при мировомъ съѣздѣ, Иванѣ Ахневѣ.

Одинъ изъ судей, высокій, плотный блондинъ съ серьезнымъ и некрасивымъ лицомъ, всталъ и, снимая съ себя цѣпь, громко я отчетливо сказалъ, обращаясь къ предсѣдатели

— На основаніи статьи 36 устава о мировыхъ судьяхъ, я, какъ мировой судья, причастный къ предстоящему для занятій съѣзда дѣлу, не могу участвовать въ засѣданіи.

И онъ положилъ цѣпь на столъ, сошелъ съ эстрады и сѣлъ въ сторонѣ отъ нея. Этотъ судья — князь Король-Кречетовъ. Одно мгновеніе взоръ и лицо его сохраняли то выраженіе строгой серьезности, которые они имѣли, когда онъ находился за столомъ на эстрадѣ; но вотъ онъ посмотрѣлъ на публику и ему кажется, и кажется безошибочно, что скверно смотрятъ устремленные на него глаза публики, что они полны укоромъ къ нему, вмѣстѣ съ грустнымъ сожалѣніемъ у нѣкоторыхъ и вмѣстѣ съ злорадною насмѣшкой у большинства, — и глаза его самого начинаютъ вдругъ смотрѣть дерзко, и лицо его вдругъ превратилось въ брюзгливое, съ презрительной усмѣшкой у неправильнаго, большаго рта, и онъ теперь былъ болѣе чѣмъ некрасивъ: какъ-то вызывающе-нахально, бретерски-задорно выглядывала вся его фигура и не могла вызвать къ себѣ сочувствія у самаго снисходительнаго зрителя.

— Чувствуя себя не совсѣмъ здоровымъ для должнаго участія и вниманія къ дѣлу, стоящему на очереди, я, къ крайнему моему сожалѣнію, не могу принимать участія въ засѣданіи съѣзда, — сказалъ высокій, плотный, но сильно худой и блѣдный, съ длинною, совершенно сѣдою бородой судья. Это былъ Рымнинъ. Онъ снялъ съ себя цѣпь, положилъ на столъ и, сойдя съ эстрады, сѣлъ рядомъ съ Кречетовымъ.