– Ну, все, орлы, отдыхайте! – крикнул я разведчикам и развернулся, чтобы уйти, но меня окрикнула Людочка.
– Товарищ генерал майор, подождите!
Девушка ждала вовсе не Рябинина, а меня. Я обернулся:
– Я вас слушаю, товарищ младший лейтенант.
– Вы все-таки сняли гипс раньше времени, – скорей обвинительно, чем
утвердительно сказала она.
– И что же? – сухо спросил я.
– Ксения Михайловна сказала проследить за вашим ранением, мне нужно осмотреть вашу руку.
Ответить я не успел, где-то левее нашего плацдарма донеслись частые выстрелы, потом донесся грохот орудийного выстрела. Похоже, там начинался нешуточный бой. Я вопросительно посмотрел на подбежавшего ко мне комбрига Баланова.
– Это Бровкин ведет бой! Ему удалось вывести танк на берег, в километрах семи отсюда, – доложил подполковник.
– Как? – насколько я знал, полоса пологого берега тянулась не больше
километра, а дальше начиналась крутизна, делающая его затруднительным для высадки десанта, а тем более для техники.
Баланов в ответ лишь пожал плечами и сказал:
– Я отправил туда два взвода танков с десантом на борту, на помощь майору, авось успеют.
– Правильное решение! – одобрил я действие комбрига.
Плацдарм расширялся вглубь правее в сторону Днепропетровска, левее не было смысла, да и сил не хватало.
Налет авиации не был уж столь неожиданным. Рано или поздно, это должно было случиться. Слишком уж нам везло вначале. Переход до Днепра был стремительным и быстрым рывком без особых затруднений, мелкие стычки не в счет. Да и скорость колонн была приличной, чуть больше тридцати километров в час по грунтовой дороге.
И вот они у реки. Днепр был шире его родного Урала, по крайней мере, в этом месте. Иван с удивлением наблюдал, как по довольно быстро налаженному понтонному мосту переправляется техника и люди.
Его тезка, Толбухин, был уже на том берегу. Его бригада, переправившаяся первой, расширяла плацдарм, который был взят после ожесточенного, но не продолжительного ночного боя. Говорят, парашютистов выбросили прямо на головы немцам, после бомбежки, те даже не успели ничего понять.
И вот уже начал переправляться его батальон. Его танк шел первым, вслед за машинами, везущими боеприпасы и другие необходимые грузы. До берега оставалось совсем ничего, когда раздался крик одного из десантников, ехавших на борту Т-34:
– Атас, ребята, воздух!
Такое предупреждение о приближении самолетов противника, за всю
войну, Иван слышал впервые. Он глянул вверх и увидел, а вскоре и услышал леденящее душу завывание самолетных движков. Те пикировали, казалось, прямо на него. Впрочем, так почти и было. Его даже достали брызги от упавшей неподалеку прямо в воду бомбы. И танк, и машины продолжали движение, стремясь побыстрее покинуть шаткую, не широкую и опасную во всех отношениях во время бомбежки дорогу.
Может, пронесет, с надеждой подумал Бровкин. Не пронесло. Следующий заход пикировщиков был более удачен. Бомба угодила прямо в кузов одной из следующих впереди машин. Грохнуло так, что Иван на какое-то время оглох. Мост зашатало на воде. Потом Иван понял, когда очухался, что что-то не так. Танк слегка накренился и стал разворачиваться относительно берега.
Уже не обращая внимания на продолжавшие носиться самолеты врага,
Иван высунулся из люка почти полностью и огляделся. Их танк оказался на оторванном от общей конструкции куске понтона, и течение, развернув его, уносило их все дальше и дальше.
– Экипажу покинуть машину! – скомандовал Иван и сам вылез на башню.
За ней на трансмиссии укрылись пятеро десантников. Один из них, с заметным шрамом на лице, рассекающим правую бровь и веко, произнес:
– Похоже, братва, нам наступил полный амбец.
Бровкин, наблюдая, как из машины вылезает её экипаж, сказал:
– Ничего, ребята, и не в таких переделках бывали! Вон и извозчика за нами послали! – сказав это, Бровкин показал на отделившуюся от берега и направляющеюся к ним платформу.
Мотострелки оживились, и даже посыпались шуточки, на счет того, что кое-кто, чуть не обделался. Их отнесло от места переправы метров на пятьсот, когда платформа, сбавив обороты, начала потихоньку подходить к ним.
– Давай, давай! Пошевеливайся! – подначивали экипаж «самохода», как
окрестили платформу, бойцы. – Подваливай, не боись, а опасаться как раз и надо было. Малейшая встряска, и танк соскользнет с повреждённого понтона, опрокинув и его. Сделав несколько широких кругов вокруг, «самоход» вообще сбросил скорость. И его по реке также начало сносить течением. Пологий берег сменился крутым. Даже если бы их прибило к нему, о высадке с танком не могло быть и речи.
– Да что же мы, братва! Давай, вплавь до «самохода» доберемся, тут всего ничего! – предложил солдат со шрамом на лице.
– Тебе легче, Кривой, ты плавать умеешь, а я враз на дно топориком уйду, – ответствовал ему другой, чуть помоложе, солдат.
– Вот сейчас нас немцы с берега увидят и расстреляют, как в тире! Тогда точно все на дно уйдем! – ответил ему тот, которого назвали Кривым.
– Эх, если бы у них веревка была или канат, тогда бы кинули нам, мы