Подвалы твоего сердца (СИ)

Было далеко за полдень, когда Гермиона, мечась по комнате в бессильной ярости, услышала за дверью легкие шаги. Замерев на месте, она впилась взглядом в лакированное покрытие, предвкушая встречу с Малфоем. После того, что случилось сегодняшним утром, с трудом сдерживаемые эмоции обрушились на Гермиону, заставляя её метаться из угла в угол. Она ненавидела себя за то, что поддалась чарам, сну и чувствам, за то, что потеряла гордость, за собственное бессилие, но главное — она испытывала к себе презрение за то, что так и не смогла ненавидеть Драко. Он держал её здесь против воли, пытался принудить к близости и покорности, но до сих пор не обидел ни единым словом и терпеливо сносил все попытки Гермионы взбунтоваться. Наблюдать за его уверенной невозмутимостью было страшно до дрожи в мышцах, потому что было понятно: она больше не контролирует ситуацию. С горечью приходило понимание, что Малфой был прав. Она принадлежала ему. Как какая-то забавная зверушка или статуэтка, призванная храниться в темной комнате вдалеке от завистливых глаз. Такое положение дел выбивало Гермиону из устойчивого состояния, и, так как после повторного приема пищи сил у неё прибавилось, не проходило и часа, чтобы что-то в комнате не разбивалось или не грохотало о потрескавшийся мрамор. Физическая нагрузка заменяла крик, и Гермиона крушила, рвала и отчаянно билась в дверь за неимением другого способа выражения эмоций. Только когда она, вдруг впав в ледяное оцепенение, застыла посреди частично разрушенной комнаты, в голову ударилась мысль о том, что все это абсолютно бессмысленно. Малфой нашел нужные рычаги давления и теперь мог делать все, что ему вздумается. Гермиона не могла позволить другим страдать из-за неё, и больше не хотела созерцать пытки, подобные утренней. Тупой навязчивый стыд все ещё преследовал её, а в памяти повисли полные ужаса глаза домовика.

Тихий стук в дверь насторожил её — Драко ни за что не стал бы предупреждать свое появление, и девушка попятилась назад, оглядываясь в поисках того, чем можно было бы обороняться от незваного гостя. Но вскоре опасения испарились: за дверью послышался мелодичный голос.

— Гермиона, это миссис Малфой.

Нарцисса знала о том, что на Грейнджер было наложено «силенцио». Связав это с её внезапным появлением в особняке и наказанием Теодора, миссис Малфой поняла, что все дело в чарах и желании, которое, очевидно, хотела загадать Гермиона. Но причины провала оставались волнующей загадкой. Нарцисса слабо верила в то, что Героиня Войны могла оступиться из-за неосторожности или непродуманности плана, и молчаливо сочувствовала ей.

Дверь медленно открылась, и взору Гермионы предстала стройная фигура миссис Малфой в черном невычурном платье. Очевидно, Нарцисса все еще носила траур. На лице явственно выражались признаки бессонницы, но женщина выглядела невозмутимой и только немного — задумчивой.

— Здравствуй, — Нарцисса робко улыбнулась и, бросив косой взгляд на Пожирателя у входа, притворила за собой дверь. С некоторых пор все передвижения миссис Малфой строго отслеживались, но она не жаловалась — участь Гермионы вдохновляла её на видимое смирение. — О, дорогая… — взгляд гостьи прошелся по разгромленной комнате, и тонкая фигура Грейнджер посреди этого бардака показалась потерянной и сникшей.

Гермиона выпрямилась, мысленно ликуя из-за того, что пришедшим оказался не Драко. Девушка все еще не успела собраться с мыслями и придумать план дальнейших действий, так что такая встреча однозначно грозила очередным поражением.

— Ты уже знаешь про Теодора? — Нарцисса прошла вглубь комнаты, обеспокоенным взглядом оценив бардак. Гермионе стало слегка стыдно за свое ребячество, но уже через секунду злость на обстоятельства вновь разлилась по венам. Кивнув вместо ответа на вопрос, она подошла к уцелевшему креслу перед разбитым трюмо и обрушилась на него. Среди осколков зеркала мелькали десятки покрасневших глаз и искривленных губ. Гермиона чувствовала себя опустошенной и разбитой, словно это зеркало. Каждый осколок её сердца сиял чем-то разным, порой даже кардинально противоположным. — Протеус держал его в камере и пытал. Никто не знает, смог бы выжить Теодор, если бы не согласился на свадьбу. Между вами что-то было?