— Мыши кота хоронятъ, — сказалъ тотъ, кто разсказывалъ о прилет «грандiозныхъ» аэроплановъ.
Голова колонны вышла на Невскiй. Снгъ все сыпалъ, таялъ на черныхъ суконныхъ толстовкахъ, на рваныхъ пальтишкахъ, текъ слезами по щекамъ. Легкiй паръ поднимался надъ толпою. Бурое небо опустилось низко надъ домами. Перешли черезъ Аничковъ мостъ и, свернувъ на Садовую, тсно сдавились въ рядахъ. Впереди въ лиловыхъ туманахъ показались черныя голыя деревья Михайловскаго сада. Инженерный замокъ казался призракомъ. Въ его оград стояли конныя части. Отъ мелкихъ косматыхъ лошадей шелъ густой паръ.
Марсово поле было совсмъ близко. Оно было залито толпой, стоявшей между кустовъ сада. Тамъ было странно тихо. Должно быть посередин, у могилъ жертвъ революцiи, говорили рчи, и толпа, хотя и невозможно было слышать, стояла, прислушиваясь въ напряженной тишин. Что-то невнятно бубнилъ громкоговоритель.
Вдругъ … Нордековъ не могъ уловить, какъ это про-изошло, въ эту тишину, нарушаемую только шелестомъ шаговъ по мокрому снгу, да частымъ кашлемъ, съ силою, съ особымъ бодрымъ призывомъ вошла смло заптая большимъ прекраснымъ хоромъ на мотивъ стараго Петровскаго марша дерзновенная псня. Она началась разомъ, по невидимой палочк, гд-то въ толп бывшаго регента.
Подъ это бодрое и лихое пнiе вс какъ-то подтянулись. Шагъ сталъ ровне, взяли ногу. Молодой распорядитель подсчиталъ: — «лвой, правой, разъ, два» … Головы поднялись. Стали прислушиваться. Хоръ въ толп перешелъ ко второму колну марша и красивымъ переливомъ продолжалъ:
Съ силою, полными, далеко несущимися голосами продолжали:
Заверещали свистки милицейскихъ … Кто-то побжалъ, подбирая полы длинной шинели, къ Инженерному Замку. Въ толп началось смятенiе. Одни устремились впередъ, подальше отъ этой смлой псни, другiе проталкивались назадъ. Переднiе, поддавшись обаянiю лихой и бодрой псни, смло и гордо шагали въ ногу, подъ ясное и все боле и боле воодушевленное пнiе:
Изъ двора Инженернаго Замка рысью вызжалъ эскадронъ конной милицiи. Кое-кто, шедшiй за хоромъ, бросился бжать. Была страшная давка и смятенiе. И только маленькая кучка словно очарованныхъ пнiемъ людей бодро шла впередъ навстрчу выстраивавшему фронтъ эскадрону, и особенно ярко, звонко и смло гремлъ на все поле дружный хоръ:
Эскадронъ пробился черезъ толпу бгущихъ и, выстраивая фронтъ и разгоняя прижимающихся къ домамъ и ршеткамъ садовъ людей, рысью пошелъ на поющихъ. Псня не смолкала. Она неслась дерзкимъ неудержимымъ вызовомъ.
Внезапно развернулся и яркой молнiей блеснулъ въ сумрачномъ воздух, въ снгу и туманахъ октябрьскаго Петербургскаго дня, сверкая сквозь снговую кисею
и колеблясь въ призрачкыхъ тонахъ большой Русскiй Бло-сине-красный флагъ …
— Маршъ-маршъ, — скомандовалъ остервенлый краскомъ и выхватилъ изъ ноженъ шашку.
Люди, стоявшiе на окраин сада Марсова поля, давно услышавшiе пнiе, повернулись лицомъ къ Садовой. Между голыхъ кустовъ, на покрытыхъ тающимъ снгомъ буро-зеленыхъ газонахъ, вдоль набережной Мойки, везд были растерянныя, не знающiя, что длать толпы. Все въ этотъ мигъ атаки замерло и смотрло съ ужаснымъ, волнующимъ вниманiемъ, какъ начнется чекистская рубка.
И вдругъ — «а-а-аххъ» … стономъ пронеслось надъ толпами.