Подвиг по расчету

— Ваша дочь непревзойденно талантлива, даже гениальна. Это признали даже полицейские и суд, — увещевала она. — Что же касается моральных норм, нравственных границ и чувства вины, все это еще способно сформироваться с годами. Дженнифер слишком мала, чтобы вы поставили на ней крест. Не забывайте, что подростки иногда могут быть предельно жестокими. Это может быть возрастной особенностью. Именно тот урок, который она получает сейчас, может помочь ей выправиться.

— Но как же так? — не унималась Асэми. — Я находилась с ней в одной квартире, я жила с ней под одной крышей всю жизнь, я смотрела в ее глаза каждое утро за завтраком, я провожала ее в школу и выслушивала новости ее школьной жизни по возвращении. Я радовалась тому, как хорошо она себя ведет. И я не знала, совершенно не знала свою дочь! Я понятия не имела, что моя дочь… убийца! — на этом слове она начинала рыдать.

Кристина, еще не обремененная тогда личным опытом мошенничества, с трудом могла представить себе сознание Дженнифер. Она постаралась сосредоточиться на Асэми, и довольно быстро выявила типичные материнские ошибки, которые допускала ее клиентка. Но именно сейчас те слова семилетней давности стучали у нее в голове, эхом отдаваясь в кровоточащем сердце. «Я находилась с ней в одной квартире, я жила с ней под одной крышей всю жизнь, я смотрела в ее глаза каждое утро за завтраком, я провожала ее в школу и выслушивала новости ее школьной жизни по возвращении». Именно так прошли первые 18 лет жизни Кристины и первые 20 лет жизни Евгении. Но теперь, по прошествии пятнадцати лет с момента их расставания, Кристи вынуждена была признать, что совершенно не знала свою сестру.

Даже в детстве Женя была довольно скрытной, считая, что слишком приземленная и примитивно мыслящая Кристи не поймет ее высоких устремлений и новых безумных затей. А что касается сегодняшней Евгении — хозяйки успешного иностранного брачного агентства? Имела ли Кристина хоть малейшее представление о том, чего ждать от нее — расчетливой бизнес-вумен, с легкостью предложившей ей разбивать пары и даже семьи? На это у нее был лишь один беспощадный ответ: она не знала не только Жени, но и себя самой. Как она сама могла представить еще десять лет назад, что будет с жестоким удовлетворением играть чужими судьбами, наслаждаясь опьяняющей властью и красотой искусства манипуляции? А ведь она не была незрелой шестнадцатилетней девочкой, как Джен Сато. Ей исполнилось 33 года — возраст, который уже нельзя было в полном смысле слова назвать даже молодостью.

Кристи понимала, что они с Джеки обе были эгоистичны — каждая на свой лад. Кристина после пережитой с Майклом травмы панически боялась любого появления деструктива в своей жизни, и готова была разрушить все вокруг, повинуясь предельно обостренному инстинкту самосохранения. Она знала, что собственный покой и безопасность отныне всегда станут ее приоритетом в сравнении с любыми чужими судьбами. Эгоизм Жени был иным — не банальным индивидуализмом, но фанатичным эгоизмом альтруиста, готовым ради идеи, пусть даже сколь угодно возвышенной, принести в жертву кого угодно. Ее сестра могла порой ввязаться во что-то, требующее самоотдачи и даже самопожертвования, которое, правда, никогда не доходило до полного саморазрушения. Однако Джеки легко могла загореться делом, перекрывающим для нее на какое-то время все иные смыслы существования — и все, что стояло на пути ее дела, превращалось в препятствие, подлежащее устранению.

Много раз Кристина одергивала себя, мысленно повторяя, что попытки понять Женю бессмысленны и бесперспективны. На момент гибели жены и дочери Ральфа ее сестра была в Москве, и даже если это действительно было убийство, совершенное могущественной и обезумевшей московской клиенткой, Женя могла ничего не знать об этом. «Возможно, это просто очень богатая любовница олигарха, которой надоело быть девочкой по вызову, и она решила получить легальный статус жены американца», — уверяла себя Кристи. И только одно не укладывалось в это объяснение: хищный фанатизм в глазах Джеки, неподдельное отчаяние в ее голосе, пальцы, с силой сжимающие стакан с коктейлем, стальная решимость и жажда, обжигающая жажда успеха в одном-единственном деле — деле Ральфа Хиггинса.