Однако Ивану Старчуку было не до разглядывания местных красот. Он неспешно подошел к цитадели, чье древнее величие стиралось сейчас солнечным светом, играющим на и без того светлых стенах. Билет за пару евро — и Иван оказался внутри старинной крепости. Вся она дышала прошлым, пронизывавшим местами выкрошившиеся ступеньки, черепичную крышу и стены с пробивающими между камнями кустами. Иван вышел на залитую вечерним светом площадку, и перед ним распахнулись гладкое, как стекло, наполненное сияющей синевой море и ровная линия гор. Где-то белыми пятнами виднелись катера, справа из воды поднимался зеленый берег — и тут же обрывался вниз крутой, словно обрезанной кем-то скалой с встроенным в нее Христорождественским монастырем. С одной из сторон гор не было, и море, рассеченное огненной дорожкой, уходило в светлую бесконечность горизонта. Там, на фоне ровного золотисто-розового пространства, виднелся маленький островок, раньше носивший имя святого Саввы, а с тех пор, как его приобрел русский олигарх Малашов, ставший потерянным и безымянным.
Первым делом Малашов закрыл остров для туристов и построил там свой замок — помпезный, выдержанный в древнем готическом стиле, сквозь который предательски чувствовалось безвкусие новодела, жалкой пародии на величественную эпоху. За последний месяц Иван изучил этот остров вдоль и поперек: каждый изгиб тропинок между сочными деревьями, каждый просвет солнца, каждый виток каменного лабиринта от оставшихся на «малашовском острове» древних построек — полуразрушенных и медленно догнивающих теперь в затопленной водой низине в западной части острова.
Ежедневные тренировки на жаре выматывали, и Иван радовался тому, что его небольшому, сплотившему еще во время боев на Донбассе отряду выпала очень конкретная, мало связанная с другими задача — проникнуть в здание парламента и захватить его. Это была ключевая, самая важная из трех группа, и, хотя куратор операции Александр постоянно повторял, что важны были одинаково все, Старчук ни за что не согласился бы руководить отрядом, который он мысленно называл «пушечным мясом». Во главе этого отряда стоял старый сербский головорез Драган Милетич, и в его обязанности входило организовать в назначенный час беспорядки в толпе протестующих против результатов парламентских выборов в Черногории.
Работал Милетич, по мнению Ивана, топорно, и за время, прошедшее с окончания балканских войн, существенно подрастерял форму. Совсем другое дело — его отряд, тренированный им лично на крымских полигонах, закаленный в украинских морозах, привыкший к жестокости и крови, не успевший растерять столь важную сейчас привычку убивать. Каждый день они с ребятами «захватывали» замок Малашова, «уничтожая» мнимых противников из числа малашовской службы охраны. Жилище олигарха символизировало черногорский парламент, а роскошный сад с фонтанами во дворе — площадку перед зданием, на которой, по замыслу заговорщиков, уже должны были находиться тысячи протестующих.
Каждый день, словно в вечно повторяющемся «Дне сурка», Старчук смотрел, как его снайперы в назначенный момент начинали вести из разных точек стрельбу по воображаемым людям — закрепленным между деревьями картонным силуэтам, и те, пробитые пулями, беспомощно вздрагивали, давая тем самым сигнал группе Милетича вести толпу на штурм здания «парламента». Иван знал, что рука его ребят не дрогнет, и в нужный момент они также хладнокровно и профессионально будут «снимать» живые мишени — движущиеся точки, шевелящиеся в объективе цели. Все пройдет гладко, он был уверен в этом. Они работали профессионально, и успех казался таким близким и осязаемым. Это было делом его профессиональной чести, и он знал, что не подведет…
Прозрачная волна с голубоватым отливом ударилась о крепостную стену. На черепичной крыше самой высокой башни Будвы развивался красный флаг с гербом, внизу виднелись наполовину разрушенные массивные стены и площадка с чугунной пушкой, а под самой башней у подножия скалы сгрудились еще какие-то строения крепости с точно такими же красными неровными крышами. Иван спустился с обзорной площадки и вышел из цитадели на пляж со стороны Старого города, в это время уже абсолютно безлюдного. Здесь все было усыпано галькой, у самой воды стояли пляжные зонтики и пластмассовые откидные кресла, а сбоку возвышалась высветленная солнцем крепостная стена, за которой виднелись пальмы.
Взглянув на часы, Иван понял, что пришел на полчаса раньше назначенного времени, и сел в одно из кресел, глядя, как напротив залитых светом гор в крепостную стену бились волны Адриатики. Абсолютно прозрачная, волна казалась черной на фоне просвечивающего сквозь нее темного каменного дна. Пенная, она набегала на гранитную плиту, резко ударялась о камни и разбивалась, захлебываясь в собственном порыве. Столб брызг взлетал наверх и подхватывал искры, словно вырывал их из солнечной дорожки.