Кашин распорядился, чтобы видефоны стояли не в кабинетах начальников, а на строительных площадках.
— Ведь я не врач, — сказал он. — Мне не важно, как выглядят мои инженеры. Как выглядит площадка — вот что меня интересует.
Кашин осматривал всю стройку, а прорабы видели только его лицо, высокий лоб, сливающийся с лысиной, заметные мешки под усталыми глазами, и, дожидаясь своей очереди, слушали ровный, никогда не повышающийся голос:
— Отодвиньтесь, товарищ Власов, вас я уже видел, хочу посмотреть склад. Теперь разглядел — порядок. А что это за кучи справа? Нет, вы не туда смотрите: от меня справа, от вас слева. Экран искажает? Хорошо, я буду у вас завтра с утра и посмотрю, кто искажает: экран или вы… Я вас спрашиваю, сколько уложили бетона в фундамент. Не сколько уложите, а сколько уложили… Я вижу, вам придется сдавать дела. Чхубиани справится с двумя участками. Что? Хотите кончить опору? Нет, так не выйдет, чтобы вам досталось легкое, а тяжелое другому. Сдавайте дела немедленно, по состоянию на сей час. Дать отсрочку? Да нет, зачем нам обманывать друг друга? Вы же слабый инженер, поучитесь работать у Чхубиани… Завтра вам дадут два вагона стекла, товарищ Лапшин. Приступайте к изготовлению рам для парников. Как вы разместили новых рабочих? Нет, временных бараков я не разрешаю, это самые долговременные сооружения на свете. Сейчас тепло, пусть рабочие неделю пробудут в палатках, но через неделю должно быть готово настоящее жилье. В следующую среду я проверю. Вы же знаете, я никогда не забываю проверить.
Неподалеку от оранжереи — вход в лавопровод. На экране — длинная галерея, облицованная вогнутыми плитами. Галерея слепая, она упирается в стенку. Но это не забой, в стене видна стальная дверца. Вот она открывается, изнутри выходит человек в комбинезоне, с гаечным ключом в руках.
— Здравствуй, Ковалев! Как там погода, летная? — спрашивает Кашин.
И бывший летчик, подтянувшись, рапортует:
— Температура грунта плюс триста пятьдесят. Прошли за смену девятнадцать метров.
— А вот я посмотрю сейчас, близко ли вам до конца Ковалев своей цели не видит, но Кашин может взглянуть на нее.
Видефон мгновенно переносит начальника строительства в палатку геологов-разведчиков. Черноволосая девушка сидит у аппарата. Это Тася. Аппарат обыкновенный подземно-рентгеновский. На его экране, как обычно, серые полосы различных оттенков — пласты горных пород. Среди них — косой след, словно ход дождевого червя. Кашин с удовлетворением глядит, как ползет к нижней кромке темное пятнышко — электрический бур.
Еще поворот — и Кашин взлетает на вершину горы. Внизу — лето, а наверху — нетающие льды. Сейчас там пасмурно, вершина в облаках, идет густой снег, вместо вышек видны смутные тени. Перед Кашиным возникает лицо бурового мастера. Из-под меховой шапки, усыпанной снегом, торчит задорный чуб, блестят щеки, мокрые от снега, блестят глаза, блестят ровные зубы. Так и хочется сказать: «Экий бравый парень! Что за молодец!»
— Как дела, Мовчан? — спрашивает Кашин, невольно улыбаясь.
— Лучше всех, товарищ начальник! Правда, старик-вулкан ворчал ночью и на крышу камни кидал. Но нас не запугаешь. Мы, Мовчаны, лихой народ, запорожских казаков потомки. Дед мой самых горячих коней объезжал. Другие подойти боятся, а деду чем злее конь, тем приятнее. Но старому и не снилось, что внук его сядет на вулкан верхом и будет шпорой его горячить.
— Ну, ну, распетушился! Видел я твою шпору. Отстает. Сколько процентов сегодня?
— Сто семнадцать, товарищ начальник.
— А у Ковалева сто девятнадцать.
— Не может быть! Тогда завтра у нас сто двадцать будет, даже сто двадцать пять. Это я, Мовчан, говорю.
— Что же, так и запишем.
— Запишите, товарищ начальник.
— Запишем и проверим… Дал слово — держись!..
При горной болезни ощущаются головная боль, головокружение, слабость, сонливость, одышка и тошнота. Все эти неприятности зависят от недостатка кислорода и подстерегают человека выше трех-четырех километров над уровнем моря.
Бригада Мовчана работала на высоте четырех тысяч четырехсот метров. Когда она прибыла наверх, по календарю стоял июль, но вокруг лежали снега, и ртуть в термометре держалась ниже нуля. Вода в кастрюлях кипела при восьмидесяти градусах, и повар жаловался, что приходится варить пищу вдвое дольше, чем полагается, и все-таки она полусырая.
Конечно, можно было бы создать для повара нормальные условия — построить герметическую кухню и поддерживать в ней привычное давление, температуру и влажность. Можно было создать нормальные условия и в домах бурильщиков. Но ведь должен был кто-то, работая снаружи за стенами, собирать из бетонных блоков дома, электростанции, устанавливать мачты, монтировать паропроводы, турбины, решетки, генераторы. Должен был кто-то доставлять и блоки, и мачты, и лопасти турбин по снежным склонам, вести тракторы-тягачи с прицепами, нагружать, перемещать, сваривать, укладывать…