Подземная непогода

К концу первой недели Примус дал сто тринадцать процентов плана, лавопровод — сто один процент. Мовчан ходил гордый и повторял несколько раз на дню:

— Конечно! Куда Степану! Что такое Степан? Доходяга, зубрила!

Однако в душе Мовчан все-таки был встревожен и следующие дни внимательно следил за своими «хлопцами», напоминая им то и дело:

— Смотрите у меня, орлы, не опозорьте Примус! Степан, он тоже не дремлет.

Степан действительно не дремал. Он явился в больницу к Котову с предложением:

— А что, если нам поставить коробку скоростей? Тогда на легком грунте скорость можно прибавить, на тяжелом снизить. Давайте попробуем. Не выйдет — переделаем по-старому.

С коробкой скоростей «вышло». И, на удивление Примусу, Ковалев в следующую неделю дал сто двадцать шесть процентов. Правда, и Мовчан не ударил в грязь лицом — показал сто двадцать девять.

В штабе строительства на стене появился график, отображающий борьбу Примуса и Пекла. Бригада Мовчана была изображена синей линией, под цвет неба, бригада Ковалева — красной, как остывающая лава. Каждый вечер, получив суточную сводку, секретарша начальника приставляла к стене табуретку и красно-синим карандашом удлиняла ломаные линии, символизирующие борьбу, поиски, открытия и споры двух бригад.

В первые дни синяя линия уверенно шла поверху. В это время ковалевцы с трудом осваивали новый метод, а мовчановцы работали точно по графику. Но потом красная линия стала подниматься все круче и круче, почти сравнялась с синей. Синяя метнулась вверх — обеспокоенный Мовчан увеличил скорость бурения. Но этот скачок не был продуман и подготовлен. Дело кончилось аварией, пришлось вытаскивать бур на поверхность, чинить, спускать заново. Это неудачное приключение отразилось на графике плоской площадкой — так изображался простой. Красная линия прикоснулась к синей, но все же опять отстала. Ковалевцев замучила температура. Целую неделю Мовчан ликовал и каждый вечер повторял по телефону одну и ту же шутку насчет крыловской лягушки, которая пыталась сравняться с волом и лопнула. Но однажды Мовчан услышал, что у Ковалева рекорд — двадцать четыре метра в смену, сто пятьдесят процентов плана. Он не поверил своим ушам. А Ковалев сделал очень простую вещь: он вдвое удлинил зубья и продвигался вперед теперь не по двадцать, а по сорок сантиметров.

С той поры красная линия уверенно пошла вверх, поравнялась с синей и обогнала ее. Мовчан места себе не находил, пробовал новые методы и отвергал их. Синюю линию лихорадило, она давала скачки и срывалась, а красная устремлялась все выше и выше, догнать Ковалева было уже невозможно. Мовчан после своей смены не уходил из диспетчерской, давал указания, поправлял ошибки. Сам он бурил прекрасно и в удачные дни не отставал от Ковалева, но сменщики его были слабее и не работали лучше, когда Мовчан стоял у них над душой, кричал, высмеивал, вырывал рычаги из рук. В сущности, он был неважным учителем, больше полагался на способности и чутье, а если ученикам не хватало чутья, помочь не умел.

Только через две недели, перестроив бурение по советам Кашина, мовчановцы начали догонять Пекло… Но тут вмешались непредвиденные силы… И Мовчану, и Ковалеву, и многим другим пришлось остановить свои машины. Вулканстрой прекратил работу.

4

«По сведениям Центральной службы подземной погоды обстановка под территорией Советского Союза устойчивая. В Армении возможны толчки силою до 3 баллов. Подземные напряжения возрастают в северо-западном углу Тихого океана. В следующем месяце ожидается землетрясение в районе Камчатки и прилегающих островов. Сила и сроки его уточняются.

Зам. нач. Службы подземной погоды А. Грибов»

Это сообщение было напечатано на четвертой странице всех центральных газет. Конечно, его прочли старики-пенсионеры, прочли и покачали головой: «Ай да ученые, до чего додумались — о землетрясениях сообщают, как о каком-нибудь собрании! Назначено, дескать, на завтра». И школьники, активные члены географических кружков, вырезали это сообщение, чтобы наклеить его в очередной бюллетень рядом с заметкой о дереве баньян, занимающем площадь в полгектара. Но люди среднего возраста, занятые службой, не обратили внимания на заметку. Гораздо больше их интересовала наземная погода — от нее зависела своевременная уборка хлебов и воскресная поездка за город.

Однако был в Москве человек, которого взволновало короткое сообщение. Это был делегат партийной конференции Иван Гаврилович Яковлев. «Вот как, землетрясение! — подумал он. — А когда я уезжал из Петропавловска, ничего не было известно. Какой это А. Грибов? Наверно, наш, камчатский. Надо будет съездить к нему, разузнать подробнее. Вечернее заседание в шесть вечера. Пожалуй, я успею…»

5