И другие нашли что сказать. Математика сделала свое дело, на сцену вышел теперь человек — предсказатель, мастер, который должен был взвесить голые цифры и сделать вывод. А вывод давался нелегко, несмотря на все совершенство аппаратов.
Задача казалась очень четкой. Найдено слабое место, узнай, когда будут разрушения. Но посыпались вопросы, и четкое стало расплывчатым, гадательным. Вокруг цифр возник спор, как вокруг какого-нибудь стихотворения: хорошо или плохо, достоверно или не очень, правдоподобно или надуманно. Стройный расчет Грибова был погребен в горе предположений, от него ничего не осталось.
Но Грибов снова встал и начал невозмутимо отвечать. Он отводил возражения, стряхивал их, словно сор.
— Уважаемый товарищ спрашивает, не может ли быть центр катастрофы на выступе номер один. Нет, не может, ибо этот вариант проверен, рассчитан и отвергнут. Возможность, о которой говорил товарищ профессор, тоже рассчитана.
Грибов выложил на стол папки с таблицами. Нет, он не услышал сегодня ничего нового. Все это высказывалось ранее, все выяснено. Когда он успел сделать столько расчетов? Это не он делал, в учреждении имеется электронная счетно-решающая машина. Она одна заменяет тысячу вычислителей, можно давать ей задания не скупясь. Такие же проверки выполняются для каждого землетрясения. Вот анализы, вот цифры, можете ознакомиться.
И возражения отпали. Сомнения были исчерпаны, вопросов не находилось. Только какой-то старик, прятавший глаза за выпуклыми очками, ехидно спросил:
— Если не ошибаюсь, уважаемый докладчик — один из авторов проекта Вулканстроя? Почему он предложил такое ответственное строительство в сейсмически опасной, зоне?
Яковлев покачал головой. «Ишь ты! До сих пор есть противники», — подумал он.
Вопрос был явно не по существу. Но Грибов ответил без запинки.
— Горелая сопка, — сказал он, — находится в самом безопасном месте. Она стоит на жестком узле, там, где пересекаются два горных хребта, две островные дуги. Одна дуга упирается в другую, и перемещения здесь ничтожны. Это очень надежное место. Но поскольку разговор зашел о Вулканстрое, я хотел бы сказать несколько слов. Строительство, конечно, придется прервать. Наша задача — как можно позже нарушить нормальную жизнь Камчатки и как можно быстрее после землетрясения отменить тревогу. Речь идет не только о простое машин, но и о людях, их здоровье и спокойствии. И это главное.
«Это хорошо! — подумал Яковлев. — Грибов стал думать о людях».
Больше никто не пожелал высказаться, и слово взял председатель:
— Я предлагаю, товарищи, одобрить доклад Александра Григорьевича. Значит, ждем землетрясения через четыре-пять недель южнее острова Таналашка. Сила восемь-девять баллов. Цифры и сроки поручим докладчику уточнить.
Чем ближе подходило землетрясение, тем тревожнее было на Камчатке.
Что может быть надежнее, прочнее земли? И вдруг она должна приподняться, встряхнуться, качнуть дома. Люди потеряли доверие к земле, с опаской поглядывали себе под ноги, как будто шли не по дороге, а по скользким камням.
Землетрясение должно было произойти в нескольких стах километрах от Камчатки. Сам полуостров не мог сильно пострадать, опасались только за прибрежные районы. Отсюда вывозили детей, женщин и стариков. По всем дорогам внутрь страны шли машины, нагруженные чемоданами, корзинами, мешками.
Прибрежные города опустели, но казались многолюднее: больше работы было на улицах.
Здания обводили канавами, предохраняющими от трещин, углы укрепляли сваями, а окна и двери — стальной арматурой, как бы прятали дома в гибкую стальную корзину. В ямах с песком хоронили хрупкие и дорогие вещи, приборы, аппараты.
— Держитесь, — говорил Яковлев строителям. — Предстоит генеральная проверка. Это землетрясение лучше всякого ревизора. Сразу покажет качество работы.
Яковлев был назначен начальником штаба по борьбе с землетрясением. Целые дни он проводил в вертолете, проверяя, как подготовлен каждый поселок, каждый завод. Подземные толчки угрожали не только домам, они могли привести в движение, «оживить», как говорят геологи, оползни и обвалы. Чтобы случайные путники не были засыпаны каменной лавиной, списки всех неустойчивых склонов вывешивались в колхозах, опасные места огораживались канатами и флажками.
За четыре дня до срока прекратились работы на Вулканстрое. Буры были извлечены из скважин, подъемные краны положены наземь. Ковалев отвел свой комбайн от забоя. Весь лавопровод пришлось укреплять мощными стальными распорками. Вулканстрой замер. По городку гуляли скучающие рабочие. Кашин велел инженерам и бригадирам быть наготове при штабе.
Но срок, в сущности, все еще не был известен. Землетрясение могло начаться через два дня, могло задержаться на неделю. Какая-то деятельность все еще шла, и в штаб к Яковлеву беспрерывно звонили по телефону:
«В порт вошли пароходы, приступать ли к погрузке? Когда начнется землетрясение?»
«Рыболовецкая флотилия готова к выходу в море. Разрешается ли выходить?»
«В районном селе больной. Можно ли везти в город на операцию?»