Герметические домики были запроектированы, но оказалось, что резкие переходы от привычного давления к пониженному и наоборот действуют неприятно. Предлагалось также проводить рабочий день в высокогорном воздухе, а вечер и ночь — в нормальных условиях. Но, допустим, нужно во время работы зайти в контору. И как быть инженеру, который выходит из конторы десять раз в день? Вечером сидеть взаперти? А если тебе хочется навестить друга в соседнем домике, если нужно провести комсомольское собрание, собрать кружок, организовать турнир? В конце концов, жители высотного городка распахнули настежь герметические окна и двери… дня три помучились и привыкли…
Все-таки легким не хватало воздуха. На всякий случай тяжелые баллоны с кислородом стояли на всех строительных площадках и в каждой комнате у изголовья кровати. В перерыв вместо перекурки рабочие шли к баллонам, заряжали подушки и с удовольствием вдыхали бодрящий газ.
— Вдохнем по маленькой, — балагурил Мовчан.
Иные неумеренные потребители кислорода прикладывались к подушке каждые пять минут. Дышали до легкого опьянения. Таких дразнили «кислородичами». Их пробирали на производственных совещаниях, высмеивали в стенгазетах и после двух предупреждений «спускали с горы», то-есть переводили на работу в долину. Это считалось величайшим позором. «Спущенные с горы» по неделям ходили в контору, давая торжественные обещания исправиться и никогда в жизни не прикасаться к подушке, лишь бы их вернули на «Примус».
Это Мовчан окрестил Примусом высотный городок. В километре от буровых находился кратер, и в первый же выходной бригада отправилась на экскурсию к жерлам. Правда, спуститься в кратер в этот день не удалось… Вулкан беспокоился, дымил, как паровоз на подъеме, и с грохотом извергал рои каменных бомб. Земля под ногами дрожала и гудела. Рабочие с уважением прислушивались к отзвукам подземной бури, и Мовчан сказал, прикрывая шуткой опасливую неуверенность:
— А я и не знал, что мы ночуем на примусе.
С той поры и пошло: «Примус» и «Примус». «Опять разжигают Примус»— шутили рабочие, когда их домики вздрагивали от подземного удара. «Живем на Примусе»— с гордостью говорили высотники обыкновенным людям, работающим в долине. Диспетчер кричал по телефону: «Эй, Примус, как с монтажом? Почему не даете сводку?» И никто не улыбнулся, когда Кашин сказал на летучке: «Примус опять подводит. Надо накачать его как следует».
Жители Примуса поднимались раньше всех на стройке, потому что на макушку вулкана солнце приходило на полчаса раньше. Пока рабочие умывались, делали зарядку и завтракали в столовой, розовый свет озарял ледники на соседних вершинах, спускался по бугристым склонам, и тьма стекала вниз, в долину. Постепенно становились видны светложелтая паутина дорог, рабочие поселки, сверкающие крышами из свежего теса, прямоугольники взрыхленной земли на строительных площадках, молочные извивы реки и далеко на горизонте серо-голубой простор моря с дымками пароходов.
Мовчан работал в диспетчерской. Он нажимал цветные кнопки, и, повинуясь его указаниям, послушные механизмы поднимали тяжелые трубы, ставили их одну на другую, увеличивали и уменьшали нагрузку, прибавляли и убавляли скорость. Сидя за пультом на вершине вулкана, выше всех на стройке, Мовчан чувствовал себя значительным лицом. Это для него дымят пароходы, доставляя из-за моря механизмы и нефть. Для него стараются тракторы, волоча по склонам обсадные трубы. Инженер Кашин сел за письменный стол, чтобы ему, Мовчану, отдать приказ. Хлопочут секретарши, машинистки, радистки, диспетчеры, чтобы этот приказ дошел до сведения Мовчана. Кто добудет пар? Он, Мовчан. А без пара не будет электростанции. Поистине важное задание получил потомок запорожских казаков.
Только одного соперника признавал Мовчан на стройке… и каждый день, как только заканчивалась смена, он брался за телефонную трубку:
— Станция, аллё! Дайте мне Степу. Это ты, Степан? Как дела у вас в Пекле? Сто двадцать два процента? Ах ты чертяка! А ты не брешешь, часом? А у нас сто двадцать семь. Да-да! Думал меня обогнать? Мало каши ел! Тебе еще учиться и учиться!
Мовчан побывал в лавопроводе вскоре после прорыва газов. Под землей шла обычная работа. В сыром и жарком пару тускло мерцали электрические лампы, суетились рабочие в мокрых костюмах, что-то грохотало, клокотало, шипело, журчало… Мовчан провел там полчаса, а после этого отвел Ковалева в сторонку и сказал ему с возмущением:
— Слушай, Степан, зачем ты терпишь? Подавай заявление «по причине плохого здоровья» и прочее. Я сам пойду к Михаилу Прокофьевичу. Я своих учеников в беде не оставляю. Доброму человеку не место в этом пекле. Переведем тебя на Примус. У нас там воздух чистый…
Ковалев вежливо отказался. «Не всем же на вольном воздухе, кому-нибудь надо и в пекле», — сказал он. А через два дня жители Примуса получили от него письменный вызов на соревнование.
Мовчан был задет.
— Ах ты дерзкий мальчишка! — воскликнул он. — Что задумал? Тягаться с Мовчаном? Я бакинских мастеров ученик, а ты кто? Машинист без году неделя!