Подземная война

Оперативный отдел, который он возглавил, только за текущую неделю потерял троих, и неизвестно, что будет дальше. Дело деликатное, опасность может появиться откуда угодно. По договоренности с начальством содействие могут оказать сотрудники областного управления РКМ (только областное – никаких районных), наготове отделение автоматчиков, все это хорошо, но думать и планировать должны именно присутствующие в кабинете головы…

– С этого дня – полная осторожность. Ходите и оглядывайтесь. Будьте начеку, держите оружие наготове. Сотрудников милиции привлекать только в крайнем случае. Действия должны быть согласованы. Фигурантов прорабатывать ненавязчиво… пока, во всяком случае. На адресах перечисленных товарищей постоянно должны присутствовать сотрудники в штатском – наблюдать, но не светиться.

Майор с отсутствующим видом перебирал фотоснимки фигурантов. Одни были размыты, на других присутствовали еще и посторонние лица, а нужные фигуры были обведены карандашом. Усатый широколицый Коробейник, какой-то снулый невыразительный Горобец – обладатель удлиненного лица и мутных глаз; невысокий, но жилистый Булавин – коротко стриженная окладистая борода, внимательный взгляд; рослый внушительный Мещерский с ястребиным носом и таким же взглядом – именно таким и должен быть партийный вожак.

Алексей перебирал снимки, всматривался в лица и вдруг начал испытывать какой-то «живительный» трепет. Его словно залихорадило. Пришло волнение, затруднилось дыхание. Чем пристальнее он всматривался в фотографии, тем сильнее его охватывало возбуждение. Интуиция что-то сообщала, но это был рыбий язык, которому майора не обучали. Такое вообще возможно? Опыт работы в органах подсказывал, что да. Но если бы все было так просто…

– Что-то не так, товарищ майор? – насторожился Осадчий. – Вы словно колдунья, которая гадает по фото…

– Было бы неплохо… – Алексей вышел из оцепенения, сложил снимки в стопку и убрал в папку. – Нужно выяснить, какие акции проводили партизаны, какой урон нанесли оккупантам, в каких районах они работали, контактировали ли с партизанами из других отрядов. Не забываем, если мы имеем дело с фиктивной группой – то вряд ли она действовала без указки кураторов. Все акции были подготовлены абвером, возможно, сигуранцей – хотя и сомневаюсь в больших способностях румынской организации. Мы имеем дело именно с немецкой разведкой. «Партизанам» дозволили что-то взорвать, кого-то убить – но вряд ли немецких солдат и офицеров. Нужно составить перечень того, что совершали эти люди. Выяснить, когда были сформированы группы. Список выживших и в данный момент находящихся в городе…

– Возможно, что некоторые партизаны просто не знали, на кого они работают? – задал неожиданный вопрос Казанцев. – Они нормальные советские люди, дрались с оккупантами, не имея понятия, кто на самом деле их направляет и для чего они существуют. Это имеет смысл, товарищ майор, такие люди служили бы агентам идеальной ширмой.

Вопрос поставил Лаврова в тупик.

– Не спорю, Вадим, это было бы идеальной ширмой. Но… сомневаюсь, что такое технически возможно. У честных людей появились бы вопросы, слишком много деталей. Такое не объехать на кривой козе, понимаешь, что я хочу сказать? То же самое – насчет потерь в отряде. Они должны быть минимальные. Люди гибли, иначе им никто бы не поверил. Но повторяю, они не стали бы так шиковать, истребляя собственных людей. Они сидели в катакомбах – была своя берлога, недоступная для других, имелись проводники из числа предателей. Они имели рацию для связи с кураторами, собственное снабжение. Эти люди были известны другим – иначе какой смысл? Для отвода глаз проводили налеты, убивали полицаев или румын. Имели место контакты с руководством других отрядов, и через энное время каратели уничтожали последних, а наши герои в этой неразберихе выходили сухими из воды. Когда пришла Красная Армия, они вылезли из катакомб, прошли формальную проверку, стали героями.

– Будем вызывать и допрашивать? – спросил Осадчий. – Я этих имею в виду. – Он кивнул на папку под рукой майора.