– Этого не избежать. Всех по очереди вызывать в контрразведку и проводить беседы. Никаких допросов, только беседы. Это уважаемые люди, имеющие заслуги перед Родиной, – большинство из них именно такие. Деликатность и учтивость, никакого давления. Сколько людей было в отрядах, сколько осталось, поименный список тех, кто находится в городе, чем занимаются бывшие партизаны. Места базирования отрядов в период оккупации, проведенные операции – если забыли, пусть вспоминают. Осуществлялись ли контакты с другими группами. Преступники в любом случае насторожатся, когда мы начнем проверку, этого не избежать. Официальная версия: мы расследуем дела в отношении лиц, сотрудничавших с оккупантами, и в этой связи проводим беседы с бывшими партизанами. Остальное их не касается. Вражеские агенты не знают про немецкого офицера Шлехтера, сообщившего нам сведения о ложном партизанском отряде. Поэтому могут подозревать что угодно, это их право. Но точно знать не будут. Пусть нервничают, мы не возражаем. Будем следить за ними.
– Эх, жалко, что мы не милиция и не имеем собственной агентуры в уголовной среде, – посетовал Чумаков.
– Не вижу проблемы, – пожал плечами Алексей. – Мы привлекаем милицию, милиция – своих информаторов. За работу, товарищи. С этой минуты занимаемся только нашим главным делом.
Глава шестая
Диверсии в городе внезапно прекратились. Шалили уголовники – взломали лабаз в Дуринском переулке, вынесли мешки с мукой, сторожу дали по голове, превратив в пожизненного калеку. Банда с револьверами ворвалась в отделение Госбанка, устроила пальбу, в результате которой погибла кассирша, добычей стали тридцать тысяч рублей – сумма не космическая. Преступники были в масках и общались по фене.
Оперативники милиции это дело раскрыли за несколько часов. Подозрительно вела себя вторая кассирша, ее и взяли в оборот, заподозрив в сообщничестве. А через час со стрельбой и трупами накрыли малину в Бугаевке, где обнаружили похищенные деньги. В разных районах города вспыхивала стрельба. Уголовный мир еще присматривался, кое-где уже начинал действовать и в ближайшие месяцы мог стать большой проблемой. Ничто не мешало вражеской агентуре пользоваться услугами уголовников.
Но в данный момент уголовный мир контрразведку не интересовал. Несколько суток – плотная кабинетная работа, «заметки на полях», оперативники присматривались к людям, которых приглашали на беседы. Не было нажима, скрытых угроз – подчеркнутая доброжелательность. Меньше всего хотелось тревожить этих товарищей, но так уж вышло, что только они могли предоставить полезные сведения…
– Не понимаю, чем могу быть полезен контрразведке, – недовольно бурчал и ерзал на стуле Валентин Андреевич Горобец – мужчина с удлиненным бледным лицом и мутными, но настороженными глазами. – Я уже говорил с вашими товарищами.
– О нет, Валентин Андреевич, с нашими товарищами вы еще не говорили. – Алексей дружелюбно улыбался. – Это были другие товарищи. А наш отдел занимается выявлением лиц, запятнавших себя сотрудничеством с нацистами. Эти лица должны получить по заслугам. Многие из них ушли от ответа и сейчас тихо радуются. Сразу оговорюсь, лично к вам претензий нет. Ваши заслуги перед Родиной не оспариваются. Но вы можете что-то вспомнить, навести нас на след. Мы работаем со всеми товарищами из подполья и партизанского движения, поэтому не думайте, что только вы удостоились такой чести. Нам нужна ваша помощь, поверьте. Есть список вопросов, на которые мы хотим получить ответы. Как говорят в Одессе, будем вопросы спрашивать, а вы ответы отвечать, – пошутил он, чтобы разрядить обстановку.
– А еще в Одессе говорят: не делайте мне нервы… – пробормотал Горобец. – Прошу простить, товарищ майор, я отвечу на все вопросы.
Офицер был любезен, улыбчив, даже как будто простоват. Бланк для допроса в процессе беседы не фигурировал – только блокнот, где он делал пометки. Алексей украдкой присматривался к фигуранту, составлял его портрет. Горобец был насторожен и напряжен. Про ложный отряд не было сказано ни слова. Все командиры отрядов – герои, но вот отдельные их подчиненные…