Поединок столетия

Вот и стал ходить немецкий пастор чуть ли не ежедневно в камеру к болгарскому коммунисту.

Для «затравки» Димитров сказал, что религия никому не нужна, ведь бога-то нет! Пастор, конечно, взорвался, стал возражать, приводить свои доводы. Димитрову этого-то и было нужно. Противник был крепким орешком. Победить такого в словесной дуэли совсем не легко. И отлично, что не легко! Димитров наблюдал, как день ото дня он увереннее чувствует себя в споре. Да, отличная была школа, здорово он придумал эти задушевные беседы.

О чем они только не говорили!.. От религиозных тем перешли к историческим, потом к бытовым — немецким традициям и обрядам. Спорили об искусстве, о литературе. А потом вдруг посещения святого отца прекратились, и спор оборвался. То ли сам он почувствовал себя неловко — как человек, которого провели, то ли высокое начальство разгадало наконец «коварный» замысел Димитрова. Но дело уже было сделано: оружие, которое ковал Димитров, было готово к бою.

ПОГОНЯ

«Георгий Димитров, он же Рудольф Гедигер, он же Шаафсма…» Так было написано в приказе об аресте и так же — в обвинительном акте. Сочинители этого акта просто не знали его других имен. Знали бы — уж конечно, не забыли бы назвать.

Да, он был Гедигером и Шаафсма. Но он был еще и Димовым, и Виктором, и Гельмутом, и Эдером, и Тумбевым…

Обосновавшись в Вене, болгарские коммунисты-изгнанники помогали своим друзьям на родине вести борьбу с фашистским царским правительством. Помогали советами, указаниями, снабжали марксистской литературой, издавали газету. Под многими статьями, воззваниями, инструкциями стояла подпись «Димов». Или «Виктор».

А если бы этого «Димова» задержали на улице, он предъявил бы паспорт на имя немецкого ученого, датского инженера или норвежского журналиста. Настоящий паспорт с его подлинной фотографией. И рассказал бы, если потребуется, во всех подробностях «свою» биографию — он отлично помнил биографии людей, чьи имена носил хотя бы несколько дней…

Однажды ему сообщили, что полиция напала на его след. Эту новость принесли австрийские друзья, которые по заданию партии проникли на работу в полицейское управление и, имея доступ к самым важным тайнам, вовремя предупреждали об опасности.

Димитров почти перестал выходить на улицу. Он и раньше-то не особенно рисковал, теперь же совсем стал домашним затворником. Хорошо еще, что рядом была Люба и друзья — настоящие, проверенные, — соблюдая строжайшую конспирацию, навещали его. Иногда хотелось в театр, в филармонию, в музей — он так любил музыку, искусство, любил и понимал, а Вена — это город, который недаром славится на весь мир своей оперой, своими оркестрами, изумительными коллекциями своих художественных галерей.

Он часто заглядывал на восьмую страничку вечерней газеты — там печатались театральные и кинопрограммы, сообщения о выставках, о работе музеев. Вот сегодня в опере вагнеровский «Тангейзер», в филармонии дирижирует прославленный Клемперер, открылась выставка картин французских художников. И все это рядом, рукой подать — здесь, за углом, или три остановки автобусом. А ему недоступно.

Потому что он теперь не просто Георгий Димитров, частное лицо, посетившее австрийскую столицу, а представитель главного коммунистического штаба, «начальник» командного пункта, расположившегося прямо на передовой. И «просто так» рисковать своей жизнью командир не имеет права.

А тут как раз настало время ехать в Прагу на встречу с болгарскими революционерами — некоммунистами, которые тоже были принуждены эмигрировать из родной страны, потому что выступали против свирепствовавшего там режима. Димитров давно добивался встречи с ними, чтобы объединиться в борьбе с болгарским царизмом. Он всегда говорил, что, если революционеры будут действовать не вместе, а порознь, это пойдет на руку только врагу.

И вот представилась возможность встретиться. И договориться. Неужели он упустит эту возможность?

Друзья распустили слух среди эмигрантов и австрийских коммунистов, что Димитров на встречу поедет, но не в тот день, когда предполагалось, а неделей позже. Сделали это на всякий случай, чтобы сбить с толку полицейских, если слух дойдет и до них.

Он приехал в Прагу в день, определенный заранее. Провел совещание. И вернулся в Вену. А некоторое время спустя чешские товарищи сообщили, что полиция знала о готовящемся приезде Димитрова, но ждала его позже и потому не сумела раскрыть.

…Угроза провала нарастала. Шпики в любое время суток, цепким взглядом вонзаясь в прохожих, наблюдали за всеми подъездами и дворами. Человек, поставлявший сведения полиции, явно не знал, где конспиративные квартиры Димитрова и его сотрудников. Но что-то он, видимо, знал, и в конце концов след привел полицейских к цели.