Царь Солейман проснулся поутру,И птицы подошли к его шатру.Владыка знал небесных птиц язык,Хоть и не только этим был велик.И вообще душа душе близка Не только пониманьем языка.Порою понимает, как ни странно,И турок уроженца Индостана,И может турка не понять вовек В его краю рожденный человек.Ведь кроме речи есть язык доверья,Которым люди связаны и звери.Поэтому все твари шли, как други,Чтоб предложить царю свои услуги.Пред Солейманом каждый в меру сил Свое уменье славил и хвалил.Вот очередь дошла и до удода:«Я даром наделен такого рода:Из всех пернатых я могу один Учуять воду средь земных глубин.И как бы ни был мой полет высок,В земле я вижу русло и исток,Да буду, Солейман, тебе отныне Полезен я в походах по пустыне!»«Ну что ж,— промолвил царь,— в степях безводных Ты будешь средь друзей для нас угодныхИ влагу, без которой жизни нету, Определишь по запаху и цвету».Но ворон, позавидовав удоду,Прокаркал: «Врет он, что находит воду,Будь столь его таланты велики,Не попадал бы сам удод в силки.Меж тем известно всем, что птицы эти, Подобно прочим, попадают в сети!»Подумал царь и молвил: «Мой удод, Похоже, ворон в этот раз не врет.Хоть, может статься, твой напиток сладок Но все ж и в первой пиале осадок!»«Мой царь, во имя всех на свете благ Не слушай ты, что каркает мой враг.Поверь мне: то, что я сказал,— не ложно: Я вижу с неба все. что видеть можно.Открыто сверху взору моемуЛишь то, что не грозит мне самому.Но если в западню судьба попасть мне, Мне очи застит мрак, и солнце гаснет!»
Притча о том, как помойная муха мнила себя кормчим
То, что прочтешь ты в этой небылице, Пусть никогда с тобою не случится.Однажды муха стала вдруг хмельна, Хотя она к не пила вина.Она по морю-океану смелоПлыла и, словно кормчий, вдаль глядела.Сказать верней — на листике плыла По луже, что осталась от осла.За век свой муха всякого немало О кораблях и о морях слыхала.Итак, в тот час она, не знак горя,Как кормчий и моряк, плыла по морю.Хоть это море сотворил в саду Осел, что справил малую нужду.Иной, толкующий ученье сухо,Не более мудрец, чем кормчий — муха.И речь его, что сходит с языка, Зловонна более, чем глубока.