Поэмы Оссиана

Мы вступили в чертог короля, возвышавшийся среди скал - тех скал, где на темных склонах оставили след свой былые потоки. Развесистые дубы, поросшие мхом, склоняются вкруг чертога; густая береза колышет иеленолистой главой. Полусокрытая в тенистой дубраве, пела Рос-крана, Белые руки ее перебегали по струнам арфы. Я узрел ее голубые очи. Она была, словно дух небесный, что окутан покровом облачным.[447]

Три дня на Мой-лене мы пировали; образ девы, сияя, вставал в моей смятенной душе. Кормак заметил, что я омрачился. Он отдал мне белогрудую дочь. Она подошла, потупя очи, осененная волнами тяжких кудрей. Она подошла... Вдруг заревела битва. Явился Колк-улла; я схватил копье. Меч мой поднялся вместе с войском моим на полчища супостата. Племя Алнекмы бежало. Колк-улла, сраженный, пал. Фингал воротился со славой.

Тот лишь прославлен, о Филлан, кто бьется плечом к плечу со своим народом. Следует бард по его стопам через землю врагов. Но кто в одиночку бьется, тот немного деяний своих передаст временам грядущим. Сегодня сияет он ярким светом. Завтра падет сраженный. В единственной песне слава его. На единственном темном поле имя его. Память о нем только там, где густою травой зарастает его могила".

Так говорил Фингал на оленьей Море. С утеса Кормула полилась сладостная песнь трех бардов. Под звуки ее сон опустился на широко простертое войско. Сопровождаемый бардами, Карил вернулся с могилы короля Дун-лоры. Глас денницы уже не дойдет до мрачного ложа героя. Не услыхать тебе больше косуль, что скачут над тесным твоим жилищем.

Как возмущенные тучи клубятся над зыблемым морем вокруг метеора ночного, озарившего их края, так сгрудился Эрин вокруг короля Аты, что стоял, мерцая доспехами.[448] Он среди всех возвышался и беззаботно вздымал временами копье под звуки далекой арфы Фонара, звеневшей то громче, то тише.

Близ него оперлась на утес синеглазая Суль-мала, белогрудая дочь Конмора, короля Инис-хуны.[449] Однажды на помощь ему пришел лазоревощитный Кахмор и отбросил его врагов. Суль-мала узрела вождя величавого в чертоге пиров. Не равнодушно взирал и Кахмор на длинноволосую деву.[450]

Третий день наступил, и Фихил[451] пришел из многоводного Эрина. Он рассказал, что в Морвене поднят щит[452] и угрожает опасность рыжеволосому Карбару. Кахмор поднял паруса в заливе Клубы, но ветры дули в иных краях. Три дня он прождал на берегу, обращая очи к чертогу Конмора. Он вспоминал дочь чужеземцев и тяжко вздыхал. Когда же ветры разбудили волну, с холма сошел вооруженный юноша, чтобы меч поднять вместе с Кахмором на его гулкозвучных полях. То была белорукая Суль-мала, лик свой сокрывшая шлемом. По следам короля стремилась она и, полная радости, не сводила с него синих очей, когда отдыхал он вблизи своих ревущих потоков. Кахмор же думал, что дева, как прежде, гоняет косуль на Лумоне или, прекрасная, со скалы простирает белую руку ветру - узнать, не летит ли он с Инис-файла, из зеленой страны ее милого. Обещал ей Кахмор вернуться на своих парусах белогрудых. Аты король, близ тебя твоя дева оперлась на утес!

Вожди величавые стояли вокруг, все, кроме угрюмоликого Фолдата.[453] Он стоял в отдаленье под деревом, погруженный в свою надменную душу. Ветер свистит в косматой его бороде. Временами он запевает песню. Наконец, он в гневе ударил по дереву и кинулся к королю.

Спокойно встал во весь рост у пламени дуба юный Хидалла. Вьются кудри вокруг румяных ланит волнистыми кольцами света. Сладостный голос его слушала Клонра,[454] долина предков, когда он касался арфы в чертоге вблизи ревущих потоков.

"Король Эрина, - юноша молвил, - время пиров настало. Повели запеть своим бардам и ночь отселе прогнать. После песни душа еще свирепей бросается в битву. Мрак опочил в Инис-файле, с холма на холм простираются темные тучи. Вдалеке сереет над вереском вереница ужасных духов: духи тех, кто пал, ожидают их песен. Повели же играть на арфах, чтоб озарились весельем мертвые на своих блуждающих ветрах".

"Да будут забвенны все мертвые! - молвил Фолдат, кипящий яростью. - Мне ли слушать песни, когда я проиграл сражение? А меж тем был не мирным мой путь в бою: вкруг следов моих кровь струилась потоком. Но за мною шли слабосильные, и враг избежал моего меча. Играй же на арфе в долине Клонры, пусть Дуро ответит голосу твоему, а из лесу глянет некая дева на длинные желтые кудри твои. Прочь с гулкозвучной равнины Лубара: это поле героев!"

"Король Теморы, - молвил Малтос,[455] - тебе надлежит на брань нас шести. Ты - путеводный огонь для наших очей на темном поле сражения. Словно вихрь проносился ты над войсками и повергал их в крови. Но кто слыхал от тебя хоть слово, когда ты возвращался с поля? Только злобный услаждается смертью; память его почиет на ранах, нанесенных его копьем. Распри гнездятся в его уме, и похвальба раздается повсюду. Путь твой, вождь Момы, как мутный поток. Мертвые устилали твою стезю, но и другие умеют копья вздымать. Не слабосильные шли мы вослед за тобой, но враг был силен".