Поэтика пространства

Работа по дому может и охранять дом, и связывать в доме недавнее прошлое с ближайшим будущим, и обеспечивать дому непрерывность бытия.

Но как наделить работу по дому этой творческой мощью?

Если мы придадим механическим действиям проблеск осознанности, если мы, натирая воском старинную мебель, вникнем в феноменологическую суть этого занятия, то сразу же почувствуем, как у нас под покровом милой домашней привычки рождаются новые впечатления. Осознанность всё обновляет. Она придает самым привычным действиям вкус неизведанного. Она сильнее памяти. Какое изумление мы испытываем, когда, совершая обыденные, механические действия, вдруг чувствуем себя не исполнителями, а творцами! Так, когда поэт натирает воском старинную мебель – пусть даже не своими руками, а руками прислуги, когда он шерстяной тряпкой, согревающей всё своим прикосновением, наносит на свое бюро тонкий слой душистого воска, он создает новый объект, увеличивает ценность объекта для человека, вносит объект в перечень обитателей человеческого дома. Анри Боско пишет[71]: «Под нажимом рук и благотворного тепла шерсти мягкий воск проникал в полированное дерево. И мало-помалу поверхность стола начала приобретать неяркий блеск. Казалось, эта магическая процедура пробуждала в столетней иве, в самом сердце мертвого дерева таинственное сияние, которое постепенно превращалось в свет, разливавшийся по поверхности стола. Старые, опытные, искусные руки извлекали из массива дерева и его высохших волокон скрытые жизненные силы. Здесь, перед моими изумленными глазами, происходило сотворение новой вещи, совершалась материализация посредством веры».

Вещи, за которыми так любовно ухаживают, действительно рождаются заново из некоего внутреннего света; они достигают более высокого уровня реальности, чем безразличные объекты, те, которые сводятся к обыденной пространственной реальности. Они не только занимают место в некоей структуре, но и становятся ее полноправными членами. Ухаживая за разными предметами мебели в комнате, заботливые руки словно ткут невидимые узы, соединяющие давнее прошлое с сегодняшним днем. Хозяйка пробуждает мебель от сна.

Если мы дойдем до границы, за которой греза начинает всё преувеличивать, у нас возникнет догадка, что, ухаживая за домом, поддерживая в нем жизнь и отчетливость бытия, мы, по сути, возводим его на пустом месте. Нам начнет казаться, будто этот дом, сияющий от нашего заботливого ухода, заново выстроен нами изнутри. Ощутив скрытое гармоническое соотношение стен и предметов мебели, мы, можно сказать, осознаем, что дом в определенном смысле создается женщинами. Мужчины могут лишь возвести его наружный каркас. Они мало знакомы с цивилизацией воска.

Невозможно с большей выразительностью показать, как мечтательность вливается в труд, а самые дерзновенные мечты – в выполнение самых скромных обязанностей, чем это делает Анри Боско, рассказывая о Сидуан, служанке с золотым сердцем[72]: «Страстное стремление к счастью не только не вредило ей в практической жизни, а, напротив, наполняло все ее повседневные дела. Когда она отстирывала простыню или скатерть, старательно натирала стенки шкафчика для хлеба или полировала медный подсвечник, из глубин ее души поднималась тихая радость, которая скрашивала ей нелегкие домашние труды. Еще до окончания работы она вновь уходила в себя, чтобы предаться созерцанию живущих там мистических образов. Образы эти, как правило, являлись ей во время выполнения самых простых и обыденных работ. Когда она стирала, вытирала пыль, подметала, никто, глядя на нее, не подумал бы, что она мечтает, а между тем в такие минуты она находилась в обществе ангелов».

В одном итальянском романе я прочел историю метельщика улиц, который поднимал и опускал метлу величавым движением косаря. Подметая асфальт, этот человек в мечтах косил воображаемый луг, он возвращался на обширные зеленые луга своей молодости, где когда-то косил траву на рассвете.

Чтобы определить «состав» поэтического образа, нужны более чистые «реактивы», нежели те, что используются в психоанализе. Поскольку определения в поэзии должны обладать высокой точностью, нам придется прибегнуть к микрохимии. А от реактива, в который добавлены препарированные психоаналитиком интерпретации, раствор может стать мутным. Ни один феноменолог, размышляя над тем, как Сюпервьель приглашает горы войти в его дом через окно, не усмотрит тут сексуальное извращение. Скорее это поэтический феномен полного освобождения, абсолютной сублимации. Образ уже не подчиняется власти материальных объектов, не подвергается нажиму подсознания. Ничем не скованный, могучий, образ плавает, летает в атмосфере безграничной свободы, какую создает для него выдающееся поэтическое произведение. Через окно поэзии дом общается с миром, завязывает с ним разговор, темы которого неисчерпаемы. Так дом, или, как любит говорить метафизик, жилище человека, открывается миру.