Поэтика пространства

Каким замечательным упражнением для того, кто хочет освоить дом своей мечты, может стать путешествие по железной дороге! Во время этого путешествия перед нами словно разворачивается нескончаемая вереница домов, о которых мы мечтаем, домов, в которых мы согласились или отказались бы поселиться… Причем, в отличие от поездки в автомобиле, у нас ни разу не возникает искушения остановиться. Благодаря спасительному запрету проверять увиденное, ничто не помешает нам предаваться мечтам. Поскольку я боюсь, что этот способ путешествовать – всего лишь моя личная милая привычка, то привожу следующий отрывок.

«Перед каждым обособленно стоящим домом в сельской местности, – пишет Генри Дэвид Торо[66], – я говорю себе, что мог бы с радостью провести здесь всю мою жизнь, так как дома эти предстают передо мной в самом привлекательном виде. Ведь я еще не привнес сюда мои докучные мысли, мои прозаические привычки, а стало быть, не успел испортить пейзаж». Далее Торо мысленно обращается к счастливым хозяевам этих домов: «Мне хочется поменяться с вами глазами, дабы видеть то, что видите вы».

Жорж Санд говорит, что людей можно разделить на тех, кто хотел бы жить в хижине, и тех, кто хотел бы жить во дворце. Но дело обстоит сложнее: владелец замка мечтает о хижине, а хозяин хижины мечтает о дворце. Более того, каждый из нас временами ощущает себя в хижине, а временами во дворце. Желая быть поближе к земле, мы спускаемся в хижину, а оказавшись там, строим себе воздушные замки, с башен которых открываются неоглядные дали. И когда чтение подарит нам множество разнообразных жилищ, мы приводим в действие в нашем воображении диалектику хижины и дворца. Так было с одним великим поэтом. В «Смиренных феериях» Сен-Поля Ру есть две сказки: стоит сравнить их – и нам откроются две Бретани, и мир для нас раздвоится. Мечты переносятся из одного мира в другой, из одного жилища в другое, то уходят, то возвращаются. Первая сказка называется «Прощание с хижиной» (с. 205), вторая – «Владелец замка и крестьянин» (с. 359).

Герой впервые входит в хижину. И она сразу же открывает ему сердце и душу: «На заре нам открылось всё твое заветное пространство, прохладное и сияющее белеными стенами; дети подумали, что очутились под крылом у голубки, и мы сразу же полюбили все ступеньки твоей лестницы». На других страницах сказки поэт рассказывает нам, что хижину окружает сияющий ореол человеколюбия и крестьянского братства. Этот дом-голубка – уютный, радушный ковчег.

Но вот однажды Сен-Поль Ру покидает хижину и переезжает в «поместье». «Когда настало время отправиться в «обитель роскоши и тщеславия», – рассказывает нам Теофиль Бриан[67], – его душа францисканца болела и страдала, и он еще долго медлил, прежде чем покинуть Росканвель». Далее Теофиль Бриан приводит слова поэта: «В последний раз, хижина, дай мне поцеловать твои стены и тень твоих смиренных стен, бесконечную, как моя боль…»

Поместье Камаре, куда собирается переехать поэт, по-видимому, представляет собой поэтическое произведение в прямом смысле слова, то есть замок мечты, по воле поэта ставший явью. У самого моря, на гребне дюны, которую жители бретонского полуострова называли «Лев Туленге», Сен-Поль Ру купил дом рыбака. С помощью одного друга, артиллерийского офицера, он разработал план здания с восемью башенками: купленный им дом должен был занимать центр этого строения. Приглашенный поэтом архитектор должным образом умерил его фантазии, и замок, в сердце которого находилась хижина, был построен.

«Однажды, – продолжает Теофиль Бриан (с. 37), – чтобы дать мне представление о «полуостровке» Камаре, Сен-Поль нарисовал на листке пирамиду из камней, штрихами изобразил порывы ветра, а зигзагами волны, и написал под рисунком: «Камаре – камень, подхваченный ветром, колеблющим струны лиры».

Недавно мы говорили о стихах, воспевающих дома вздоха и дома ветра. Мы полагали, что в этих стихах метафоры достигают предельной выразительности. И вот мы увидели поэта, который пользуется метафорами, как чертежами, чтобы построить себе дом.

Мы могли бы и дальше развивать фантазии в этом направлении, если бы вздумали пофантазировать на тему ветряной мельницы с ее приземистым туловом и конусообразной верхушкой. Мы ощутили бы ее сугубо земную сущность, мы представили бы ее себе как первобытную хижину, наполовину слепленную из земли, глубоко вросшую в землю, чтобы устоять под натиском ветра. А затем, посредством широкого обобщения, мы в то же самое время представим себе крылатый дом, который кряхтит при легчайшем дуновении и забирает энергию ветра. Мельник, ворующий ветер, с помощью бури изготавливает превосходную муку.