Где-то через месяц моей работы на рынке, Наташа вдруг предложила мне совсем другой, более выгодный вариант работы в одной российской компании, имеющей название «Алтурс», занимающейся перевозкой и растаможиванием грузов, которые отправляли «челноки». В 90-е годы сплошного беспредела такие компании расцвели пышным цветом. Наташа дала мне телефон, я созвонился с их руководителем и договорился встретиться в полдень следующего дня.
Володя (так он отрекомендовался при разговоре по телефону), мужчина неопределенного возраста, открыл дверь, имея вид заспанного, измученного тяжелым похмельем человека. Но поскольку встреча была заранее назначена, жестом пригласил пройти в номер. Входить было тяжело, потому что топор можно было вешать не столько от чуть рассеявшегося дыма, сколько от стойкого запаха перегара и прочих миазмов, оставшихся от прошедшей ночи. Двухместный номер также представлял собой весьма неопрятное зрелище в виде не застланных постелей, беспорядочной кучи каких-то бумаг на столе, обилия бутылок разных мастей и достоинств по всей комнате, полных пепельниц окурков.
Извиняться за беспорядок хозяин не стал, то ли потому что это было обычным явлением, к которому мне предстояло привыкнуть, то ли не счел нужным извиняться перед человеком, которого он нанимает в работники, не обращая внимания на возраст и образование. Приглядевшись, я увидел высокого мужчину лет тридцати пяти с начинающей лысеть головой, с глазами, запавшими от явных излишеств. Немного придя в себя, Володя, сразу же перейдя на «ты», предложил:
– Будешь кофе, чай?
– Спасибо, можно, конечно, выпить что-нибудь.
– Может что-нибудь покрепче?
– Немного можно, но насколько я понимаю, нам предстоит сегодня работать, – сказал я, понимая, что у моего собеседника «колосники горят» со вчерашнего дня.
– Тогда давай поговорим о работе. Работа у тебя будет не сложная, помочь принять и отправить наших туристов, а также разбираться с их проблемами во время проживания в гостинице.
Володя сполоснул белые стандартные гостиничные кружки, поставил небольшую баночку хорошего импортного кофе, на столе стояла уже начатая коробка с пакетиками хорошего одноразового чая и коробка с русскими конфетами.
Плеснул в такие же стандартные гостиничные стаканы по пятьдесят граммов коньяка.
– Ну, за успешную работу!
– За успех!
Мы выпили.
– Вообще-то у нас есть хорошие переводчики: один китаец, выросший в России, и Саша из Москвы, но они заняты другими делами с туристами: с оформлением груза на складе карго. А тебе, если можно, лучше жить здесь в гостинице, чтобы в любое время помочь туристам в разных проблемах, постоянно возникающих в гостинице с администрацией или еще с кем-либо. А днем, когда здесь никого нет, надо будет помочь Сашке на складе. Пока условимся 100 долларов в неделю. Устраивает?
– Устраивает.
Выбора у меня фактически не было, да и трудностей больших в этой работе я поначалу не увидел, а уж когда перебрался из своей камеры Шаоюаня в номер четырехзвездочной гостиницы, который показался мне раем, то растаял совсем. Наличие нормальной кровати, чистой постели, телефона, телевизора, холодильника, ванной комнаты с комплектом необходимых принадлежностей, сменяемых ежедневно, повергло меня в некоторый трепет. Трудно было после двух месяцев аскетичной жизни поверить в возможность такого рая.
Только потом я задумался над вопросом, а какой же работой придется расплачиваться за все это великолепие.
Вечером в номере появился мой сосед и, как я понял, коллега. Молодой человек весьма приятной наружности, русоволосый поклонник индийской и китайской культуры, приехал сюда из Москвы, где в свое время окончил Бауманское училище, но больше заинтересовался именно этими делами. В общем-то неудивительно, в последнее время общего сумасшествия многие молодые люди бросились искать выход в чем угодно, а тем более в таких интересных вещах, каким является буддизм. Саша, как оказалось, на этом деле окончательно не «съехал», но, тем не менее, самостоятельно и в общем-то прилично изучил китайский язык. С иероглифами, правда, был знаком плохо, но разговаривал довольно бегло. Секрет этого вскоре стал понятен. Как всегда, правы французы с извечным «шерше ля фам».