Чуть ниже на полках лежал всякий хлам вроде старинной пишущей машинки с отсутствующими клавишами, покрытых пылью флаконов из-под духов, переплетов без книг и разбитых музыкальных шкатулок. На прилавке перед странным продавцом высилась громоздкая тускло-желтая касса старинного образца, засаленные счеты с коричневыми и черными костяшками и вращающийся хрустальный шар на ножке, внутри которого поблескивали какие-то разноцветные билетики.
Мистралю хватило одного взгляда на продавца, чтобы понять, что он угодил в очень странное место. Нет, даже не так: в Очень Странное Место. Два вопроса особенно волновали его теперь: первый — как описать словами все то, что он видит, и второй — как бы поскорее выбраться отсюда. Человек более здравомыслящий удовлетворился бы только вторым пунктом, но не следует забывать, что Мистраль был писателем, и мир во всех его проявлениях (включая самого себя и свои переживания) он рассматривал прежде всего как материал для своих произведений. Сфинкс, насупясь, глядел на него из-за стойки. Мистраль подумал, что бы такое сказать — не то чтобы умное, но хотя бы подобающее случаю, однако все пригодные для беседы темы выкинули белый флаг и позорно капитулировали. Сфинкс сам пришел ему на помощь.
— Вы что-то ищете?
Мистраль поглядел на его лицо и решился.
— А что у вас есть? — быстро спросил он. Сердце гулко ухнуло у него в груди.
— Все, — важно ответил его собеседник.
— Так-таки и все? — усомнился Мистраль, к которому начало возвращаться его обычное хладнокровие.
— Абсолютно все, — заверил его сфинкс. — Весь вопрос только в том, чего вы желаете. Не угодно ли, к примеру, унцию славы?
— Почему именно славы? — растерялся писатель.
— У людей это товар повышенного спроса, — пояснил сфинкс. — Также в наличии имеются богатство, любовь, талант, вдохновение, удача, ум, трудолюбие, молодость и здоровье.
«Любопытно», — подумал Мистраль. Но вслух этого не сказал.
— Зависть, злость, ненависть, несчастье, нелюбовь, отвращение, — бегло перечислял сфинкс, водя когтем вдоль запыленных этикеток флаконов, которые в первое мгновение показались Мистралю обыкновенными склянками из-под духов. — Все первосортного качества, заметьте. Никаких подделок, мы строго следим за этим.
— А что, кто-то сейчас покупает нездоровье? — осторожно спросил писатель. — Мне казалось, это не то… не тот предмет, который люди пожелают при себе иметь.
— Зато как удобно подарить его врагу, — вздохнул сфинкс. — Или, скажем, конкуренту. Посылаете ему в дар нездоровье, и вскоре глядишь — а конкурента уже и поминай как звали. В буквальном смысле, между прочим. У вас есть враги?
— Вообще-то я не собираюсь ничего покупать, — поспешно сказал Мистраль.
Сфинкс прищурился:
— А разве я сказал, что мы что-то продаем?
Чучело летучей мыши, висевшее на балке вниз головой, мотнуло крыльями, сверкнуло глазами на опешившего Мистраля и вновь замерло. Тут только писатель заметил, что все животные в лавке, которых он принимал за чучела, на самом деле живые.
— Я думал, вы хотите мне что-то предложить, — сказал Мистраль.
Паук в углу тихо рассмеялся. (Все пауки, как известно, умеют смеяться, но, так как их смех неразличим для человеческого уха, об этой их особенности никто не знает.)
— Мы не торгуем за деньги! — пропищал он.
— Вот именно, — подтвердил сфинкс. — Кстати, что общего между совой и словом?
— А почему вы спрашиваете? — Мистраль терялся все больше и больше.
— Так, — загадочно ответил сфинкс. — Но за правильный ответ вы можете кое-что получить.
— Унцию славы? — в тон ему осведомился Мистраль. Паук расхохотался так звонко, что чуть не свалился со своей паутины.
— Я так и знал, что он писатель! — объявил он.
— И что в этом такого? — сердито спросил Мистраль.
— Видите ли, — сказал сфинкс, — не знаю, поймете ли вы нас, но унция — это очень, очень много. И обойдется она вам… ну, честно говоря, недешево.
— А на сколько хватает унции? — поинтересовался Мистраль.
— На 30 лет. — Сфинкс со значением прищурился. — Так каков же ваш ответ?
— Не знаю, — признался Мистраль. — И сова, и слово начинаются на букву «с», разве не так?
Сфинкс протяжно вздохнул.
— Общего между ними то, что они не воробей, — промолвил он и звонко щелкнул костяшкой на счетах. — Попробуем еще раз. Кто рождается седым, умирает молодым?
Мистраль немного поразмыслил.
— Дым? — без особой уверенности в голосе предположил он.
Сфинкс покачал головой.
— Вы могли бы догадаться, если бы дали себе труд подумать, — заметил он. — Это день, он зарождается в сумерках и долго не живет.
— С таким же успехом можно сказать, что это ночь, — возразил Мистраль, в котором взыграл дух противоречия. Сфинкс бросил на него быстрый взгляд и вновь щелкнул счетами.
— Ладно, — сказал он. — Так уж и быть. Зодчий возводит чертог без камней и цемента — черно-белый чертог мечты, в котором никто никогда не сможет жить, даже если захочет. — Сфинкс поднял лапу. — Внимание: что это за чертог?
Мистраль хотел было признаться, что не знает, и уйти из лавки, но тут его осенило.
— Это книга, — сказал он. — Белые страницы, черные буквы. Чертог из строк.