Поезд на Солнечный берег

Профессор Пробиркин не догадывался, что вирус, который он с такой любовью выращивал, пестовал, холил, лелеял и вообще опекал, оказался настолько неблагодарным, что с помощью доверчивого Гаргульи ускользнул из своей стеклянной тюрьмы. В обществе студента вирус наслаждался жизнью и с большой охотой поучаствовал в нескольких экспериментах совместно с приятелями — вирусами гриппа, после чего был благополучно водворен обратно в банку. Профессор, пришедший ночью, не заметил ничего подозрительного; вирус встретил его обычными издевками, и разозленный Пробиркин, поставив ему кляп, подверг радиоактивной обработке. Гаргулья не успел рассказать профессору о результатах экспериментов, так как ни с того ни с сего приболел, а вирус, пройдя обработку, и вовсе лишился дара речи. По расчетам ученого, его подопечный был теперь готов к воздействию на растительные ткани, и, порядочно помаяв генерала и финансиста, Пробиркин назначил час показательной демонстрации. Предвкушая неминуемый успех, он тем временем предавался упоительным мечтам о размерах государственной премии имени Дромадура, которую ему вручат, и о солидном особняке где-нибудь в районе Оазиса изобилия. Вуглускр обещал также назвать его именем звезду в только что открытой галактике, но Пробиркин звезд с неба не хватал и так далеко не заглядывал. Все его мечты рухнули, когда мутировавший вирус обнаружил все свое ничтожество. Утирая слезы, Пробиркин велел извлечь испытуемого Сильвера, сиречь Кактуса, из камеры и собственноручно обследовал его, дергаясь от отвращения. Несчастный Сильвер стонал и жаловался на головную боль. Он снова уронил глаз, и Пробиркин с неописуемым удовольствием раздавил его. Градусник Сильвера показал тридцать семь и две десятых.

— Все ясно — грипп, — заключил Пробиркин, когда Сильвер чихнул в очередной раз. — Уберите его, я не могу на него смотреть!

Сильвера взяли за шиворот и без всякого почтения спустили в окно, дабы он не марал своим присутствием храм науки. Пробиркин погрузился в размышления. Остатки волос на его голове стояли дыбом от умственного напряжения. После того как он перебрал все возможности, волосы его печально сникли, зато температура отчего-то поднялась.

— Не может быть, — сказал он. — Ни премии, ни особняка. Но как же так?

* * *

Кот Амадей сидел в кресле, заложив лапу за лапу, и с сочувствием глядел на уткнувшегося лицом в подушки Филиппа. Лаэрт просматривал отчет справочной системы Города.

— А может быть, ее зовут Аделина? Аделаида, Андромеда, Адальберта…

— Нет, — сказал Филипп, — как только я ее увидел, я сразу же понял, что ее зовут Ада.

Кот хмыкнул и покрутил лапой у виска, обозначив тем самым душевное состояние Филиппа. Лаэрт сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал возиться, повторяя бесплодные поиски Филиппа.

— Старик, — сказал кот, — я скажу тебе по-дружески, то есть по-товарищески, как мужчина мужчине. Гхм! Ты находишься в состоянии хронической влюбленности. Это со всеми бывает, даже с двуногими. Но…

— Никакой Ады в Городе нет, — сообщил компьютер деревянным голосом. — И вообще, зеленый, ты мне осточертел со своими запросами.

Лаэрт побурел от возмущения. Кот пожал плечами и стал разглядывать ногти на лапах, длинные, острые, выхоленные и покрашенные в нежно-розовый цвет. Лаэрт украдкой покосился на свои лапы и закручинился, увидев, что они не так ухожены, как у кота. С досады он отстегнул одну руку и спрятал ее в вазу, затем отстегнул вторую и бросил ее назад, за плечо.

— А снаружи опять дождь, — сказал кот. — Невыносимое зрелище.

— Да, — согласился Филипп, — это невыносимо.

— Хочешь, я тебе анекдот расскажу? — предложил Амадей.

— Не хочу.

— А я все равно расскажу. — И он рассказал не один, а пять анекдотов, покатываясь со смеху. Однако на лице Филиппа не возникло даже подобие улыбки. Вампир и кот переглянулись.

— И что, он все время так? — громко спросил кот, словно Филиппа не было в комнате.

Лаэрт подпер голову лапами (тремя), четвертой почесал за ухом, остальные крепко переплел между собой и глубоко задумался.

— Да, — подтвердил он наконец.

— Тогда это не ко мне, — раздраженно заявил Амадей. — Очень приятно было вас видеть. До свидания, Филипп, и не грусти. Пока, упырь.

Зазвенел видеофон.

— Вам сообщение, — проворковал он. Филипп слетел с дивана.

— Да! Да! — крикнул он.

Экран прояснился, и на нем возникло лицо Вуглускра.

— Здравствуйте, Филипп, — сказал он.

Молодой человек закусил губу. Кот махнул ему на прощание лапой, бросил на себя последний взгляд в зеркало, которое его не отразило, удивленно шевельнул усами и исчез.

— Доброй ночи, Розенкрейцер Валтасарович.

— Вас не видно, — отечески пожурил его Вуглускр. — Вы больше не кажете к нам ни носа, ни прочих частей вашего тела. Вы случайно не больны?

— Я? Нет, не болен. Да, болен. — Филипп поднес руку к пылающему лбу. — Но это пустяки.

Лицо Вуглускра смягчилось.

— Рад слышать это, — сказал он. — Нам надо с вами встретиться, Филипп, и поговорить.

— О чем?

Магнат снисходительно улыбнулся: