Поезд на Солнечный берег

Филипп пролетел мимо окон Орландо, пустых и черных, — звезды не было дома. Алая мостовая неуклонно приближалась, и на втором этаже молодой человек, сделав гигантское усилие, остановился, но тотчас же неодолимая сила подхватила и понесла его. Филипп тяжело дышал; он лежал на тротуаре. При падении он рассек висок. Юноша не знал, опасно это или нет; он поднялся и невольно посмотрел вверх, на башни, с которых прыгнул так бездумно. Голова у него слегка кружилась. Он отошел к стене, прижался к ней и закрыл глаза. Сердце билось напряженно и яростно, как колокол, оглушая его. Кто-то чихнул вблизи Филиппа, и он открыл глаза. Человек чихал, не переставая.

— Простите, — сказал он, — вы не подскажете…

Тут он снова чихнул, потянул носом и напоследок раскашлялся. Незнакомец выглядел прежалко. С каждым разом он чихал все сильнее и сильнее; голова его подскакивала и наконец, когда он чихнул опять, оторвалась и укатилась.

— Простите, — прошептал безголовый и, опустившись на колени, стал ощупывать руками вокруг себя, ища убежавшую голову. Филипп подобрал ее и вручил владельцу, который рассыпался в изъявлениях благодарности. Но Филиппу было некогда; почувствовав себя спокойнее, он зашагал прочь. Обезглавленный вновь упустил свою голову и причитал на всю улицу. Рядом с ним остановились мышкетеры в истребителе и, разобравшись, в чем дело, забрали бедолагу вместе с головой для выяснения личности обоих.

Улицы поглотили Филиппа — прямые, извилистые, ровные, в буераках, колдобинах и трещинах, богатые, бедные, неказистые, величественные, немые. Изредка ему попадались люди; он сторонился их, они сторонились его и провожали удивленными взглядами. На огромных экранах реклама синтетической воды чередовалась с выступлениями генерала Дромадура. Филипп устал блуждать бесцельно и решил спуститься к маяку. В конце улицы, по которой он двигался, намечалось какое-то оживление. Молодой человек подошел ближе. Рота мышкетеров стояла в оцеплении; между ней и Филиппом громоздилась, ежесекундно разбухая, толпа. Филипп спросил, что произошло.

— Кальмары подняли восстание, — объявил какой-то словоохотливый зевака. — Не хотят, чтобы их ели с майонезом, требуют соус «Последний оплот».

— Да, — сказал Филипп, — это серьезно.

На передовой кальмар ругался с капитаном мышкетеров, обладателем воистину д’артаньяновских усов.

— Отойди, а то за жабры схвачу! — грозился капитан.

— Требуем соус! — кричал кальмар-смутьян.

— Соус! Соус! — взревели кальмарьи голоса. Раздались рукоплескания щупальцами.

— Ой, что сейчас будет… — сладко пропел зевака, обмирая от счастья.

— Стройсь! — рявкнул капитан. Восхищенный шепот побежал по толпе: мышкетеры сомкнули цепь.

— За-ря-жай!

Мышкет, как это вам отлично известно, заряжается бешеной мышью, обладающей мощнейшим убойным потенциалом. Мышь забирается в дуло и по сигналу «На абордаж!» с писком бросается на врага, производя опустошение в его рядах, ибо ничто на свете не может устоять перед натиском бешеной мыши.

— Последний раз предупреждаю! — начал капитан.

— Долой майонез, даешь соус! — закричало несколько голосов.

Залп грянул, но Филипп был уже далеко. Он забыл, куда двигался; в нем жило только одно желание, мучительное и неосуществимое — увидеть Аду, увидеть ту, которая его отвергла. По пути ему попадались женщины, молодые и не слишком, хорошенькие и очень хорошенькие, но ни одна из них не была ею, и их улыбки причиняли ему боль, схожую с физической. Экраны обрушивали на него потоки слов, а дромадурово солнце — свои прямые, жесткие, белые лучи. По краю дороги полз нищий в живописных лохмотьях; Филипп обогнал его и зачем-то обернулся. Нищий низко наклонил голову, и все же, несмотря на это, Филипп с удивлением узнал в нем Ромула.

— Ро…

— Тс! — прошипел «нищий». — За нами следят.

— Кто? — тоже шепотом спросил Филипп, убедившись, что улица совершенно пустынна.

— Все, — ответил Ромул. — Не мешай мне, у меня важное дело. Притворись, что подаешь нищему, а не то пиши пропало.

— Что пропало?

— Я пропал, — объяснил Ромул.

Филипп вывернул карманы.

— Вот все, что у меня есть. Ромул, дружище, как же так? Ты хотя бы позвонил мне…

— У меня все хорошо, — прошептал Лиходей, отпихивая от себя бублики. — Убери. Ты думаешь, что я скатился? Ха! Как бы не так!

— Я думал, изготовление фальшивых денег — прибыльное дело, — осторожно сказал Филипп.

— Я тоже так думал. Но деньги лучше иметь настоящие, — загадочно изрек Ромул. — Ладно, Филипп, мне пора, и помни: мы незнакомы.

— …Предоставляем слово почтенному доктору Гнусу, — заворковали экраны. Филипп сбежал вниз по улице; тут ему показалось, что у девушки, выходящей из дома, такие же ресницы, как у Ады, и он загрустил.

— Собственно, вместо меня должен был выступать доктор Пробиркин, — говорил субъект по имени Гнус, краснея и потея, — но поскольку он оказался болен…