Поезд пишет пароходу

Теперь и мне легко сделать то, что раньше казалось неудобным, и потому невозможным. Благодаря Изе я здесь стал «большим хозяйчиком» — помнишь это его выражение? А помнишь, как мы все хотели познакомиться с настоящим миллионером? Настоящим я, к сожалению, так и не стал, бизнес все время требует новых вложений. Но все эти годы я помню, что так и не заплатил тебе тогда, а ведь ты работала с нами все лето. Сумма на чеке равна гонорару актрисы, исполнившей главную роль в широкоформатном фильме. Она высчитана в соответствии с прейскурантом на нынешний год. Прости, ведь я даже не знаю, как сложилась твоя судьба, возможно, ты и сама не бедствуешь. Тогда потрать эти деньги на роскошь. В конце концов, это гонорар, его положено прожигать. Я в долгу у той Эстер, которую знал, пойми это и не обижайся. Именно поэтому присылаю тебе все сейчас, до того, как мы увидимся на церемонии награждения. Знаешь, я даже сомневаюсь, стоит ли туда ехать. Мне хочется лишь вглядываться в то лето, как в зеленый кристалл, и видеть нас такими, какими увидел нас тогда Бог, придумавший такой хитрый способ, чтобы заставить нас полюбить самих себя.

Судя по дате, письмо пришло одновременно с официальным приглашением на церемонию вручения наград «Киномона». Это был ежегодный кинофестиваль, который уже много лет никак не касался моей мамы. Она давно не снималась ни в эпизодах, ни в студенческих фильмах.

Это письмо мама показала мне сразу, и мы перечитывали его, не веря своим глазам.

«Уважаемая Эстер Долев!

С радостью сообщаем, что фильм Итамара Спектора «Будни Агента Киви» удостоен одной из наград в разделе «Израильское кино в исторической перспективе». Вы приглашаетесь на церемонию награждения в качестве исполнительницы главной роли.

С уважением, оргкомитет премии «Киномон 2008»

Мы недоумевали. Фильм где-то пролежал пятнадцать лет — и вдруг кому-то понадобился?

— У нас получилось тогда? Мы жили все эти годы и не знали, что все отлично получилось? — спросила я маму.

Мама улыбнулась:

— Возможно, его оценили наконец, потому что так давно уже никто не делает. Тогда все переходили на видеокамеры, а тут новичок снимает широкий формат почти в одиночку. Сейчас это выглядит совсем невероятно.

Я вспомнила какие-то разговоры из детства. Один из маминых знакомых киношников постоянно говорил тогда, что видео скоро погубит кино. Режиссеров, снимающих на видеокамеру, он называл «видиотами».

— Говорили, что Итамар продал тогда часть своих складов, чтобы закончить фильм, — продолжила мама. — Он еще во время съемок платил операторам и осветителям.

— Значит, он неспроста продал дом и уехал? Он почти разорился?! — Только теперь до меня дошло, чем то лето обернулось для Итамара.

— Очень даже возможно, что разорился, — вздохнула мама. — Он ведь сделал все наоборот. Обычно пишут сценарий, а потом снимают несколько сцен и подают заявку в Комиссию, которая решает, давать ли деньги на фильм. Я ему говорила, но он уже снимал, его было не остановить. — Мама опять вздохнула: — И кстати, съемки — это только полдела. Для того чтобы проявить пленку, нужно целое состояние. Видимо, он чувствовал, что фильм того стоит.

Нам обеим страшно хотелось увидеть фильм, но как? За последние годы мама окончательно растеряла все театрально-киношные знакомства, оставалось лишь гадать, кто мог откопать нашу картину.