Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

Заколдовывая птицелова и сеть.

Все птицы вернулись из дальних краёв

И на старые гнезда уселись вновь.

ГАЗЕЛИ

* * *

До сотворения мира началом начал был я,

Тех, кто камней драгоценных ярче сверкал, был

Алмаз превратил я в воду, она затопила мир.

Аллахом, который небо и землю зачал, был я.

Потом я стал человеком, но тайну свою хранил.

Тем, кто в сады аллаха первый попал, был я.

Я восемнадцать тысяч миров обойти сумел.

Огнем, который под морем очаг согревал, был я.

С тех пор я узнал все тайны аллаха, а он — мои.

Тем, кто истины светоч первым познал, был я.

Я Хатаи безнадежный, истины свет постиг.

Тем, кто в неверном мире все отрицал, был я.

* * *

Говорит: уходи! Ты лишь горе и боль мне принес.

Пожелтело лицо от кровавых, от огненных слез.

Я всегда представляю тебя молодым и прекрасным.

Мое сердце с твоим навсегда, мой жестокий, срослось.

Если горя клинок пополам твое тело разрубит —

Знай, что вместе с тобою погибнуть и мне довелось.

Ты меня не ищи — я с тобою везде неразлучна,

Я полна твоих мыслей, страстей неуемных и грез...

Говорит: уходи... Как уйду я от взгляда газели?

Как любовь обойду — предо мною она, как утес!

Берегись, Хатаи! От горячих очей тонкостанной

Стать бы тонким, как волос гордячки, тебе не пришлось!

* * *

Душа моя, жизнь моя,— счастлива будь!

Простимся,— в далекий собрался я путь...

Душа моей плоти умершей,— живи!

Со мною пришлось тебе горя хлебнуть!

Немало я пролил и крови и слез,—

Прости меня, милая, не обессудь...

Тоска, словно черные кудри твои,

Мешает мне нынче на солнце взглянуть.

Я видел толпу возле окон твоих,—

И горько мне стало, и дрогнула грудь...

Пускай я погибну — ты вечно живи!

Но мученика Хатаи не забудь!

* * *

Я ныне властитель державы любви!

Тоска и беда — вот визири мои.

В костях моих мозг, словно воск, растопился,

Огонь поселился в безумной крови!

Чертоги мои попирают Фортуну.

Я воин — меня не пугают бои!

Орел я, парящий над лезвием Кафа,

Завидуют песням моим соловьи.

Халладжа Мансура веду на цепи я...

О мир! Хатаи властелином зови!

ХАБИБИ АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ Конец XV — начало XVI века

МУСАДДАС

Я возлюбленную встретил: радостной была она,

По плечам волос струилась ароматная волна,

Заплетаемая в косы. В них, бессилия полна,—

Видел я,— была, как узник, чья-то жизнь заключена.

«Кто несчастный узник этот?» — я спросил. Она в ответ

«То плененная арканом кос моих — душа твоя».

И бровей лукоподобных я увидел гордый взлет.

Шапку сняв, она смеется, амбру на голову льет.

Лик ее, с луною схожий, мимо глаз моих плывет,

И на нем, дразня собою, ярко родинка цветет.

«Это что здесь за примета?» — я спросил. Она в ответ:

«Это след от взора скрытых ран твоих — тоска твоя!»

Видел я: рубин бесценный прилипал к ее губам,

Локон в мускусе хотанском страстно льнул к ее щекам,

Жемчуг ластился наджафский к нежно-розовым ушам.

Вдруг услышал я, как что-то падает к ее ногам.

«Сердолик Йемена это?» — я спросил. Она в ответ:

«То струится кровь из сердца, как родник,— то кровь твоя».

И в саду, сама как роза, дева розовая шла,

И в подол ее деревья осыпали без числа

Яблоки, миндаль, гранаты... Все красавица взяла.

Но в саду лица любимой птичка грустная жила.

«Что ж грустит певунья эта?» — я спросил. Она в ответ.

«Птичка, что поет средь сада черт моих,— душа твоя».

Взгляд за взглядом — точно к свету, я стремился к ней опять

От нее и самый мудрый сумасшедшим может стать,

Сто колодцев вавилонских ей легко заколдовать!

«Ямочка на подбородке — это что, позволь узнать?

Не колодец ли без света?» — я спросил. Она в ответ:

«То, что кажется темницей для других,— жилье твое».

Кипарис мой! К ней, сверкая, лился слез моих ручей,

Был я к родине приковап всею зоркостью очей,

От ее благоуханья грудь дышала горячей!

Смоль ее кудрей блестящих — томный бред моих ночей.

Я в огне! «Что значит это?» — я спросил. Она в ответ:

«Вот свершение мечтаний молодых — судьба твоя».

На лугу своей постели, как нарцисс, проснулась ты,

В прорези твоей рубашки раскрываются цветы,

Озарился я лучами светозарной красоты!

На цветке увидев точку: «Это уст твоих черты

Иль видение поэта?» — я спросил. Она в ответ:

«Хабиби, ты прав: и это только стих, мечта твоя!»

ГАЗЕЛИ

* * *

Богиня! Если для тебя не растерзал я грудь,—

Мне саваном рубаха будь, мой дом могилой будь!

И если лунный блеск волос забуду за столетье,—

Вползи в мой череп, скорпион, сам покажу я путь.

Роса упала. Выйди в сад, цветами полюбуйся:

Алмазом каждый лепесток старается блеснуть.

Я издевался над людьми, сраженными любовью...

Безумец! Как бы мне за то слез не пришлось смахнуть.

Покоя нет для Хабиби, он смотрит на лилею —

И каждый волос дыбом встал, чтобы шипом кольнуть.

* * *

Утренний зефир мечтает о твоих кудрях,

Я, как пыль, лежу покорно у тебя в ногах.

О красавица! Страдаю, стеснена душа,

С той поры как я мечтаю о твоих губах.

С той поры, как я увидел кудри и глаза,

Сердце плачет и вздыхает, в нем печаль и страх.

Кудри, брови и ресницы, родинки твои

Со стихами из Корана я сравнил в мечтах.

Стрелы всех твоих насмешек мнe вонзились в грудь,

И любовью опозорен буду я в веках.