Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

Мне в океан всех мировых слез не собрать,—

Низок сей мир, но на него сердца не трать!

Стоит ли он даже хулы, весь этот мир!

Стоит ли он горсти золы, Еесь этот мир!

Даже забудь имя его — мерзость и грязь!

Дух закалив, с миром порви всякую связь.

Золото здесь ты потерял, почести, власть.

В жертву за них душу свою стоит ли класть?

Короток срок радостей всех мира сего:

Око открыл, око закрыл — только всего!..

Эти мои мысли схвати, о ветерок!

И поднимись, и полети, о ветерок!

В светлый покой к пери моей тихо впорхнув,

Ей поклонись, речь на меня так повернув,

Скажешь: «Бабур розе салам передает,

Пламя любви страстным словам передает».

Пери не раз я отправлял письма свои,

В них изливал чувства и все мысли свои.

Думал я: взяв сердце мое, стала она

Другом моим, будет она неяшо верна.

Разве я знал, что, завладев сердцем, как друг,

Ты проявлять дружбу начнешь пытками вдруг?

Кем-то всегда в мире любим каждый. Ужель

Я бы ничьей не утолил жажды! Ужель?

Роз не найти ль в мире? Иль все — нехороши?

Я же из всех выбрал ее, смуту души!

Выбрав ее, сколько страдал, с пей разлучась,

Не уповал: встречи придет радостный час!

Разве я знал, что навсегда с ней разлучен

И что огню вечной тоски я обречен?

Сколько писал писем, с каким жаром писал!

Хоть бы одно отклик нашло! Даром писал!

Как я молил! Вихри огня в письмах взметал,

В слове горел, плавился в нем, словно металл!

Как я страдал, как тосковал! Думал: доколь

Тщетных надежд, едких обид жгучая боль?

Ждать перестав, я наконец проклял мечты!

Духом смятен, у роковой стал я черты.

Вдруг от тебя я получил весть,— и опять

Я обратил войско своих горестей вспять.

Войско надежд выстроил вновь, славя судьбу,

И приложил счастья письмо к бледному лбу.

Только, увы, радости свет вскоре потух,

Вскоре во мне снова упал вспрянувший дух.

Сколь велика милость твоя, сколь ты нежна!

Но ведь была нежность твоя раньше нужна!

Как оценить ласку твоей речи теперь,

Если нам нет даже надежд встречи теперь?

Все ж и тебе сердце смягчить было ие лень,

И у тебя сердце в груди, а не кремень.

Сколько обид тьт нанесла — этой не ждал.

Сколько я лет встречи с тобой, сетуя, ждал.

Если тебе дорог твой раб, о госпожа,

Что ж ты его мучила, им не дорожа?

Пери! Обет верности вновь ты мне даешь,—

Сердца ли в нем искренность иль прихоти ложь?

Как же мне знать: плод ли добра эти слова,

Злая ль игра, шутка ль пера эти слова?

Чтоб доказать дружбу — свое слово блюди;

Делом любви клятву свою ты подтверди.

Если мечте сбыться сейчас не удалось,

Если удел сердца и впредь — мучнться врозь,

Я претерплю! Станет заря встречи близка,

И потеснит войско надежд скорби войска.

Но не забудь то, что тобой сказано здесь,

Помни: своей клятвою ты связана здесь.

Молит Бабур, верный твой раб: милость яви,

К жизни его ты возврати встречей любви.

Но поскорей движется пусть счастья арба,—

Поторопись, коль своего ценишь раба.

Все я сказал, что затаил в сердце, любя.

Верю: в ответ я получу весть от тебя.

Ныне на путь вести твоей вышлю с вой взор,

И — вассалам! Кончен на том мой разговор!..»

МУХАММАД САЛИХ УЗБЕКСКИЙ ПОЭТ 1445-1506

ИЗ ПОЭМЫ «ШЕЙБА НИ-НАМЕ»

Он даром песнопенья обладал,

Познаньем тайн творенья обладал,

Был сладостен и мудр его язык,

И в помыслах своих он был велик.

Был каждый тюркский стих его огнем,

А стих персидский — пламенным вином.

На двух языках песни он творил,

Вдвойне вниманье мудрых одарил.

Его прославленные муамма

Поистине — сокровища ума.

Его калам — когда он им писал —

Благоуханный мускус рассыпал.

В его словах дышало волшебство,—

Так был великолепен дар его.

И недоступных не было наук

Для Шейбани. Плетением кольчуг

С таким же совершенством он владел,

Как древний царь Давид-кольчугодел.

Вот оружейник первый в том краю,

Избрав кольчугу лучшую свою,

Пылающую кольцами, как жар,

Принес царю и властелину в дар.

На ту кольчугу Шейбани взглянул

И сам несколько колец согнул.

Необычайно мастер-чудодей

Завил их наподобие кудрей.

И так был оружейник потрясен

Работой, что издал он громкий стон

И молвил: «Я желал, властитель мой,

Блеснуть своим уменьем пред тобой.

Но вижу, что не стою ничего

Пред образцом искусства твоего.

Я первым слыл кольчужником в стране,

Соперников не ведал, равных мне.

И как теперь тобою посрамлен,

Коль ты в других ремеслах столь силой.

Да чашу дней твоих не иссушит

Поток времен, покуда мир стоит!

Да одоленье над врагом тебе

Дарует небо в благостной судьбе!..»

С толпой безусых, как он сам, повес

Два миродержца встретятся сейчас.

Потом сказал себе: «О человек!

Что, о невежда, разум твой изрек!

Кто миродержец истый в наши дни?

Кто Джахангир, когда не Шейбани?

В его руке миродержавный свет.

Отныне мнений двух об этом нет.

А тот, кто дух свой в лености растлил,

Как может быть, чтоб он не отступил?

Но всяк, чей разум истине открыт,

Тот правду сокровенную узрит.

Любой властитель, кто бы ни был он,

Благоволеньсм неба осенен.

Он — светоч вседержителя, пока

Его звезда и степень высока.

Но и цари неравны меж собой,

Не поровну одарены судьбой.

Над судьбами владыки не вольны,

И их пути грядущие темны.

И станет меж владык возвышен тот,

В чьи двери солнце истины войдет.

И если б он один в пустыне жил