Поэзия народов СССР IV – XVIII веков

На какие блужданья роптать всей моей заблудшей судьбы?

Колесо коварных небес ты с кривых путей не сведешь!

О какой мне поведать тоске, о каком спасенье кричать?

Кровожадной разлуки рука ведь уже вонзила свой нож.

Если в собственном даже краю ты забыто милой своей,

На чужбине, о сердце мое, неужели верность найдешь?

Что соперников злоба тому, кто от милой так пострадал?

Если роза так больно язвит, то чего от терния ждать?

* * *

Что о судьбе думать моей? Слишком всесильна печаль!

Где же приют сердцу найти? Ехать в какую мне даль?

Пьяный вертеп, божий ли дом — все предо мной на замке,

Здесь постучусь, там постучусь,— разве бездомного жаль?

В мире земном что мне сказать жалкой породе людской?

Слушать их речь? Но человек — или невежда, иль враль.

Что тебя ждет в мире земном, лучше, Бабур, не гадай.

Что суждено, то суждено! А в размышленьях — печаль!

* * *

Весело мы пировали вчера. Всем на пиру таком хорошо!

Очень приятные гости сошлись, каждый мне был знаком хорошо.

Благопристойно беседа велась, не было глупых, путаных слов,

Здравицы произносились красно, кто-то блеснул стишком хорошо.

Хоть не заморское было вино, крепость его отменна была.

Время бежало между одним и меж другим глотком хорошо.

Музыка, пение, сласти, вино — не было недостатка ни в чем.

Не было скуки. Устроен был пир истинным знатоком хорошо.

Люди хмелели, шумели,— у всех пьяной слезой туманился взгляд.

Эти — от хохота плачут, а те — давятся жирным куском... Хорошо!

Стали друг друга по-пьяному чтить, лбом об лоб усердно стуча.

Спутались головы, ноги... Весь дом вертится кувырком... Хорошо!

Новая полночь настала,— гостям время пришло идти по домам.

Трезвому лучше в седле восседать, если подвыпил — пешком хорошо.

Я же, собой не владея, уснул, чувствую — кто-то будит меня.

Месяцеликая пери, чей взгляд все мне открыл тайком хорошо!

Милые гости, простите меня, если сболтнул я глупость вчера:

Выпил Бабур! И царю простаком стать иногда под хмельком хорошо!

ПИСЬМО

...Было со мной: ночью лежу, духом смятен,

Влага в глазах, в жилах огонь, крови взамен.

Так я лежу,— душу гнетет бремя тоски,

Сердце свое, горько стеня, рву на куски.

Века дела перебирал, мысля всю ночь,

Также дела жизни своей числя всю ночь.

То я лежал, то иногда вскакивал я,

Спорил с судьбой, сам над собой плакивал я.

Так я взывал: «Тяжкий мой рок, сколь ты жесток,

Несправедлив к жертве своей, злобный мой рок!

Верности чужд, правды в тебе — малости нет,

К праведникам, к мученикам — жалости нет.

Занят одним делом, палач, ты искони:

Казни и гнет! Или казни, иль изгони!

Чем я тебе так помешал, чем надоел?

Ведь между мной и меж тобой не было дел!

В тесном углу мира один жить я привык,

В скудной тиши, горести сын, жить я привык.

Я не роптал — радовался, что одинок,

Что от друзей, что от всего мира далек.

Счастье познав истиннейшей сути свобод,

Освобожден был я от всех низких забот.

Сам я избрал этот покой, этот затвор.

О, если б мог я пребывать в нем до сих пор!

Словно во сне, жил я, но ты — настороже,—

Сон мой прервав, новый капкан ставил душе.

В новый капкан мне суждено было попасть,—

Имя ему — царский венец, ханская власть.

Сделав меня счастьем друзей, горем врагов,

Под ноги мне ты ль не поверг вскоре врагов!

Сев на престол, что и отцу принадлежал,

Судьбы владык, судьбы их стран я разрешал.

Я на шестой месяц шестым царством владел,

Семь поясов мира в тот срок я оглядел.

Мнил, что достиг высшей мечты в жизни земной,

Только не знал: властвуешь ты в жизни земной!

В пору, когда я возлюбил радостей пыл,

В пору, когда слово «печаль» я позабыл,—

Ты мою власть отнял, всего снова лишил,

Родины прах отнял, меня крова лишил.

Сделал меня дервишем ты, в нищенство вверг,—

И предо мной радостей свет сразу померк.

Определил ты мне в друзья горе и страх,

Боль и печаль стали моей стражей в путях.

Радости где? Почести где? Слава? Их нет!

Где все друзья? Слева их нет, справа их нет!

Это же все было, а ты отнял, палач!

Встречусь теперь людям — и вслед слышу их плач.

Что ж ты мепя возвеличил, если я мал?

И для чего с прахом сровнял, коль поднимал?

Кары такой и не постичь здравым умом!

Дом возвести — и развалить собственный дом!

Вовсе в тебе совести нет, жалости нет,

Даже ума, видно, в тебе малости нет!

Как же такой мир почитать, верить в него?

Мерой какой низости мне мерить его?

Он ли душе — прочный оплот, крепость надежд?

Бич мудрецов, славы родник он для невежд!

Их неспроста держит в чести он искони,

Столь же он груб, столь же лукав, как и они...

Нет, мудрецу жить с ним в ладу мига нельзя!

Лжи и коварств молча терпеть иго нельзя!

Но от кого помощи ждать? Слаб человек!

Мир — всемогущ, вечно его раб — человек!

Если б тебя, рок, я привлечь мог бы к суду!

Но на земле праведный суд где я найду!

Там бы тебя разоблачил я на века,

Но до конца все рассказать — жизнь коротка!..

* * *

В мыслях таких я не смыкал глаз в эту ночь,

В горе моем кто же тогда мог мне помочь?

Так пролежал я до утра, и наконец

Солнце взошло — вестник добра, лекарь сердец.

Молвило мне, по доброте вечной, оно:

«Чем же, мой сын, сердце твое омрачено?

О, имярек, ведомо мне: ты угнетен,

Но, человек, ты не навек брошен в зиндон.