Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Чаша, солнце отражая, правый путь явила мне.
И раздался голос чаши: «Друг твой отражен в вине».

В чаше сердца — образ друга, но и ржавчина тоски,

Лей щедрее влагу в чашу, исцелюсь тогда вполне.

Если есть такая чаша, то цена ей сто миров.

Жизней тысячу отдам я, с ней побыв наедине.

С тем вином — Джамшида чашей^{271}

станет черепок простой,И Джамшидом — жалкий нищий, жизнь нашедший в том вине.

Мальчик-маг, когда пируют люди знанья в кабачке,

Чашу первую ты должен поднести безумцу, мне.

И едва лишь улыбнется в чаше сердца милый лик,

Все, не связанное с милой, вмиг потонет там на дне.

Обрету я миг свиданья перед чашею с вином, —

Кто сказал «вино» и «чаша», видит встречу в глубине.

Только есть другая чаша, и другое есть вино,

Что там ни тверди, отшельник, возражая в тишине.

Навои, забудь о жажде. Кравчий вечности сказал:

«Чаша — жажде утоленье, мудрость пей в ее огне!»

* * *

В разлуке с любимой ты стала руиной, о крепость моя;
Так в ранах недугов, страданьями тмима — ты суть бытия.

Да! Солнце и месяц мой взгляд прояснили и тайну открыли!

И в солнечном лике сияет живая мне сущность твоя.

Окно за окном закрываются ставни от стрел смертоносных.

Где ж вылетит птица надежды и жизни в иные края?

Умру я, сгорая, — пусть плачет, пылая, свеча надо мною,

Под копотью черной янтарного воска потоки лия!

Узнав, что я гибну, враг станет мне другом… что пользы мне в этом

Коль друг в это время явился мне лютым врагом, как змея?

Как сумрак ненастья, одежды печали рассвет омрачили,

И утро восходит не в царственных ризах, а в клочьях рванья.

Любовь — это гибель, но ты, Навои, не отступишь пред нею —

Пред бездною той, где дрожат лицемеры, смятенье тая.

* * *

Этот град опостылел в разлуке с луной для меня.
Розы нет, и цветник стал унылой тюрьмой для меня.

О друзья! Вы пируете, в радости пьете вино,

Но лишь горечь и кровь в пиале пировой для меня.

Разум, вера, терпенье покинули тело мое,

Только мука осталась подругой одной для меня.

Этой мукою грудь пронзена, словно тюркской стрелой,

Пусть от новой стрелы она будет броней для меня.

Я в позоре влачусь, я так жалок, что плачут одни,

А другие смеются, взглянувши порой на меня.

Как вода, моя печень ослабла; и в этой воде

Муки смертные чудятся рыбьей игрой для меня.

Мне твердят: «Навои! Позабудь иль расстанься с душой!»

Но забвения нет, есть лишь выход второй для меня.

* * *