Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Невежда норовит учить других.
Чему научит? — Знаний никаких,
Но чванства ради он — наставник-багш[263]

!..Из рук вон худо это и печально.
Он верующими не позабыт:
Их подаяньем и одет и сыт,
То здесь, то там на ярмарке торчит,
Барышничает… Вот ведь что печально!

Наставничать-то сладостно ему,

Но обучить не сможет ничему
Ни банди, ни гелюнгов — никого…
Вот что по-настоящему печально.
Следит за приношеньями мирян, —
Он, багш-наставник, в этом деле рьян, —
На нужды веры тратит их? — Обман!
Иные нужды у него… Печально.

Конечно, у него желанье есть

Хувракам юным проповедь прочесть,
Вероученья принципы ему,
Однако, недоступны. Как печально!
Итак, одет наставник и обут —
Миряне тут его не подведут.
В религии кощунствующий плут,
Греха не понимает он. Печально.

Он возглашает проповедь одну:

Молочное — в хурульную казну.
А десяти деяний черных вред,
Увы, не разъясняет он. Печально.
Он исповедник истины, хуврак,
Блюститель чистых дел и вышних благ,
Но от родни мирской он ни на шаг!
Обмирщился вконец. Весьма печально.

Уединенья не взыскует он —

Он из хотона[264] следует в хотон,
Везде родня, и всюду угостят.
Он пьянствует, а это ль не печально!
Его удел — Ученье да обряд.
Но отчего торчать наставник рад
На сборищах мирян, на всех подряд,
Да вмешиваться в тяжбы их? — Печально.

Беда ль, что подопечные юнцы,

Распутствуя, бегут во все концы!..
Наставника затмил в нем скотовод,
Родню обогащающий. Печально.
Что верующий в монастырь несет
От чистых побуждений, от щедрот,
То багш пихает родственникам в рот.
И так из года в год. Весьма печально.

Что милостынедатели несут —

Всему найдется назначенье тут,
А шебинеры[265] сирые его
Голодные сидят. Увы, печально.
Несут и что обуть и что надеть —
Об этом багш умеет порадеть,
А шебинерам в холоде сидеть
Разутыми, раздетыми. Печально.

Ему почет, ему большой доход,

Однако ж он чурается забот
О бедствующих банди и других…
Несправедливо это и печально.
Хоть полон у него всегда карман,
На все про все ему излишек дан,
Однако же ни храм, ни субурган[266]
Нигде не обновит он. Как печально!

Хоть заповедь им не соблюдена

О строгом воздержанье от вина,
Но жадничает, скряжничает он,
Как будто разорен. Весьма печально.
Хоть сказано когда-то напрямик:
«Отведавший вина — не ученик»[267],
Но в полном облаченье еретик
«Радеет» об Ученье. Как печально!

Всем банди — наставление одно.

Ученье тоже равным быть должно.
Племянников внучатых для чего
Чрезмерно опекает он? — Печально.
Лишь в этой жизни связан он с родней,
А все ж стоит за родичей стеной.
А тех, с кем в этой жизни и в иной
В родстве духовном, — гонит прочь. Печально.

Развратный, необузданный хуврак,

Увы, не наказуется никак.
А меры к исправленью принимать
Наставник не торопится. Печально.
Зато распорядился он юнцом:
Взял банди крепостным слугою в дом.
Наставник и не думает о том,
Кем стал бы мальчик в будущем… Печально.

Хоть утверждает с видом мудреца,

Что следует за Буддой до конца,
Но ни ученья, ни заветов он
Не держится буддийских. Как печально!
О пользе добрых дел он речь ведет,
О милости, о благости щедрот.
О Слове Будды — не раскроет рот,
Чтоб не попасть впросак… Весьма печально

О подношеньях все расскажет он —

Тут багш осведомлен и умудрен.
Как первородный грех преодолеть,
Он рассказать не сможет[268] вам. Печально.
Дарующего милость чтит, но сам,
Не слишком доверяя чудесам,
Размер даяний установит вам,
Чтоб вы не поскупились… Как печально!

Хоть рукоположениями он,

Как выгодною сделкой, увлечен,
Но сан блюсти, достоинство хранить
Не учит шебинеров он. Печально.
Велит устав, чтоб дом был прост и строг[269],
Но багш уставом этим пренебрег:
Не дом себе возводит, а чертог,
И обставляет роскошью. Печально.

Он даже может рукополагать

В тантристский сан[270] и мздою облагать;
О каре за нарушенный обет
Не помышляет вовсе он[271]. Печально.
Себе он без стеснения берет
Все, что в казну хурульную плывет,
И в наказанье адских мук не ждет,
За воровство положенных. Печально.

Увидишь: вот он с важностью сидит

И проповедь читает со стараньем.
Поверишь: будет юных наставлять
Со строгостью и мудрым назиданьем.
Увидишь: вот тайком хлопочет он
О размноженье собственного стада.
Поверишь: он с дубинкою в руках
Прохожих грабить выйдет из засады.

Услышишь: о деяниях благих

Со всеми он толкует откровенно.
Поверишь: за кого ручался он,
О тех его забота неизменна.
Увидишь: о мирской своей родне
Уж так-то он старательно печется.
Поверишь: быть ему на самом дне
Айаса, ада страшного, придется…

Услышишь: убежденно говорит

О воздаянье людям за щедроты.
Поверишь: он одеть и накормить
Весь люд честной готов своей охотой.
Увидишь: к подношениям стремясь,
Он алчных пальцев не уймет дрожанье.
Поверишь: вырвать силою готов
Еще не поднесенное даянье.

Увидишь: вон в толпе учеников

Витийствует себе его блаженство —
И ты уже вскричать вот-вот готов:
«Вот истинная святость, совершенство!»
Услышишь, сколь неискренняя речь
Пропитана корыстью да обманом.
Поверишь: этот багш наточит меч
И палачом заделается рьяным.

Услышишь, как средь верующих он,

Подчас, ведет беседу об Ученье —
«Ом мани бадме хум»[272] произнесешь
Ты в умиленье и благоговенье.
Увидишь, как, алчбою поражен,
Добро к себе он отовсюду тянет.
Поверишь: хоть последнее отдай,
Останься гол — он клянчить снова станет.

Увидишь: чопорность его палат

Хоромы богача-купца затмила;
Посмотришь, как одет наставник-багш, —
Ни дать ни взять полдневное светило!
Увидишь, как роскошествует он, —
Сочтешь его за знатного нойона[273];
Услышишь рассуждения его —
Поймешь: перед тобой хуврак зеленый.

Увидишь: в шубе беличьей своей

Напомнит щеголиху он, забавник;
Едва постигнешь смысл его речей —
Поймешь: все тот же пред тобой наставник,
Присмотришься к его делам — ну впрямь
Кормилец многодетный, погляди-ка!
А на него посмотришь самого —
Как есть бобыль, беспутный горемыка.

Когда б его хозяйство оглядеть —

Купцом бы он таврийским показался,
Но на алтарь посмотришь и поймешь:
Хуврак он был — хувраком и остался.
По лошадям, по упряжи похож
На маклака донского — не хуврака,
А речь его услышишь — и вздохнешь:
Последователь Будды он, однако…