Обширен неба круг, и все ж он тесен для моих дорог.Я — блеск луны, я солнца свет, звезды далекий огонек.Немало стран я исходил, немало в жизни видел я,Я создан богом, чтоб съедать уже обглоданный кусок.Пусть я простак, пусть я глупец, пусть я безумен, бесноват,Пусть буду палками побит, я в Мекке был — свидетель бог.Греха такого в мире нет, которого я не свершил,Я — мерзкий грешник, и любой мне свойственен земной порок.Меня назвали гордецом, что пьет навозную бузу,Разбойником и подлецом меня любой назвать бы мог.Я из-за студня в драку лезть готов с бродягою любым,Увижу старую чалму, стащу — пусть прячут под замок.Паломничество продал я, от страха, что в пути умру,Я признаю свою вину, — что делать, — в Мекку путь далек.Хоть суфий[297] я, но у меня корзина целая грехов,Разврата полная кошма, навоза полный кошелек.Я рад тому, что, точно пса, меня с докукою моейИ шах и шейх к себе пока еще пускают на порог.Несчастен я и нечестив, я жадности, корысти раб,Я мастер клянчить: я еду себе выпрашиваю впрок.Съев творога корзины три, я утром глажу свой живот.Я съел бы тута семь мешков, чтоб съесть потом восьмой мешок.Порой в Коканде я миршаб[298], порой искатель правды я,Порой я в нужниках вельмож — вонючий глиняный комок.Газель кончается, пойду грехи обычные свершатьИ клянчить, может, кто-нибудь плеснет похлебки мне в горшок,Вот я пред вами весь как есть, рожденный временем своим.И вероломства своего могу вам преподать урок.