Поэзия социалистических стран Европы

Поскольку всякий, кто сумел
наделать шуму больше прочих,
посмертно памятник имел
(народ почтить героя хочет,
чтоб, наконец, забыть в момент),
и мне возможен монумент.
На кой он мне… Но кто уверен,
что мой отказ не лицемерен?
Никто. Так позабочусь лучше,
чтоб вышел памятник получше.

Во-первых, статуя моя

должна стоять в сторонке, чтобы
не лез в глаза поэтам я
и путь не преграждал из гроба.
А так как всюду – вор на воре,
прошу ограду на запоре.
И постамент хочу повыше,
чтоб не мочился на меня,
как ныне, всяк, кому охота
прослыть тушителем огня.

Не гипс, а бронза мне по вкусу:

дороже, крепче, вид здоровый,
и даже труженик искусства
ее не сделает дешевой.
А что до стороны формальной,-
я предпочел бы торс нормальный.
Входить в историю неловко,
когда взамен башки – квадрат,
а треугольник – бывший зад,
и дырка спереди – издевка.

Одежда красит человека,

я не хочу стоять нагим:
я – не титан, зачем другим
поэтам из другого века
мой фигов листик наблюдать
да меньшей завистью страдать?
К тому же девичьи натуры,
боюсь, вблизи нагой скульптуры,
к физиологии склонясь,
с поэзией утратят связь.

Скульптурой ныне быть не сладко

у них все время физзарядка.
Я так ленив, что все, что мог,
я в этой жизни делал лежа.
Писал,- когда писалось,- тоже
на ложе развалясь, как бог.
Изображайте без прикрас
мой поэтический экстаз,
ваяйте, чтоб для высшей цели
валялся памятник в постели.

Не надо муз – вокруг и выше,

их любят школяры-невежды!
Я предпочту надежность крыши,
а не туманные одежды:
хоть воспеваю непогоду,-
простуду схватываю с ходу.
Ну, если с крышей я зарвался,
поставьте зонт из парусинки,-
как над зеленщиком на рынке,-
чтоб монумент не простужался.

В обузу мне златая лира,

она – предмет приятных чувств,
но искажает сущность мира:
ведь золото – не дух искусств.
Уж если мне решит ваятель
всучить духовный указатель,-
тогда бы книгу я избрал:
свою, чтоб знать без дураков,
что я хороший том стихов
прочту, войдя в мемориал.

А надо мной, сидящим с книгой,

абстрактный холстик был бы мил:
квадрат зеленый с желтой пикой
иль просто рамка – дырка в мир.
Под голову, чтоб спать без звука,
нужна журналов наших скука,
да серия (ведь я смешлив),
где есть веселые репризы.
В ногах – включенный телевизор,
но скачет надпись ПЕРЕРЫВ.

Марать не нужно пьедестал

сентенцией, что сын народа
свои, мол, рифмы завещал,-
ведь у отчизны год от года
и без того – стихов излишек,
но меньше нужного детишек.
Прошу, как скромный патриот,
фамилию на пьедестале
(в конце не «д», а «т»!), и дале -
СЛОВЕНЦЫ, УМНОЖАЙТЕ РОД!

Вблизи должна скамья скрипеть

(кривая, с дырками – подавно,
мне будет вечером забавно
на трюки парочек смотреть),
за кипарисом кипарис,
густую тень бросая вниз,
должны укромной сделать местность,
чья всенародная известность
подскажет всем пароль для встречи:
«У Янеза, как в прошлый вечер!»

Сюда направить хорошо бы

прямой троллейбусный маршрут
и город выстроить особый
или страну раскинуть тут.
В стране бы этой ели, спали,
взамен налогов – песни брали,
мои, конечно. В сей момент
я государственно созрел.
Как хочется, чтоб я имел
конкретно этот монумент!

Он безопасен, в полном смысле,

для тех и этих. Он торчит,
в дела не воплощает мысли
и чудно день и ночь молчит.
Кому он костью в горле стал,
тот передвинет пьедестал.
А устаревший атрибут
легко по моде переплавить,
и можно голову подправить -
ту слепят, эту отобьют.

Нехорошо. Но повсеместны

проделки эти с древних пор.
И, думая о них в упор,
я наполняюсь грустью бездны:
заманчив памятник вполне,
но бронза плавится в огне.
Заботы памятника жутки:
не лезть в глаза, уважить всех,
не то – влетишь в литейный цех,
где перевоспитают в сутки.

А после будешь в лучшем виде

для славы скульптора блистать,
держать коня, чужие груди,
а то – средь парка диск метать…
Опасность этого сгустится,
коль монумент мой воплотится.
Немедленно отказ пишу!
А все динары, что как раз
вам сэкономит мой отказ,-
при жизни выдать мне прошу.