Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Епископы, церкви князья, и вы, все монахи на свете,
Смотрите, папа вас тянет прямехонько в чертовы сети.
Ключи святого Петра ему достались от бога,[210]
Почто же слово святого он так преследует строго?
Смотрите, он торговать задумал божьим ученьем,[211]
Но это запрещено самим Христовым крещеньем.
Ведь ясно: он чернокнижью учился у сатаны.
Теперь вы чертову мудрость нести всем людям должны.
Но ваши хоры — под кровлей, от снега защищены.
А наш алтарь — под дождем, и души полны смущеньем.

* * *

Как набожно папа смеется, как свято каждое слово,
Когда своим чужеземцам он сообщает:[212]

«Готово!»Но лучше б даже не думал того, что сказать он так рад:
«Теперь у меня два немца под одной короной сидят.[213]
Пускай доводят страну скорей до разрухи и смуты,
Мы будем ларцы набивать, не упустим ни минуты.
Я к жертвеннику пригнал их, до нитки всех обобрав.
Запру их немецкие деньги в свой чужеземный шкаф.
Церковники, ешьте, и пейте, и тешьте веселый нрав,
А прочие немцы — поститесь, не то мы будем круты».

* * *

Проснитесь, близок день Суда![214]
Вам от него не скрыться никуда,
Язычники, евреи, христиане!
Иль вам знамений грозных мало?
Писанье истину сказало.
Одумайтесь — мы все в господней длани!
Темнеет солнце,[215]

и земля должнаРастить измены черной семена.
Нет утешенья нам в печали!
Сын предает отца лукаво,
Брат оболгать стремится брата.
Мы у священников к спасенью путь искали,
Но лгут они, ничто не свято.
Насилье торжествует, гибнет право.
Вставайте! Все мы долго спали!

* * *

Ни мудрость, честь, ни сила слова,[216]
Ни яркость облика мужского,
Увы, не вечны, как не вечно тело.
И плачет горько тот знаток,
Что оценить утрату смог:
Твоя, о Рейнмар, лютня отзвенела!

Хвалы потомков ты стяжал по праву.

Неутомимо пел ты женщин славу.
Их вечный долг — благодарить поэта.
Когда б ты спел одно лишь это:
«Восславься, женщина!»[217] — уже б ты сделал много.
И каждая из них теперь за Рейнмара пусть молит бога.

* * *

Я плачу, Рейнмар, о тебе
Сильней, чем ты бы плакал обо мне,
Когда б не ты, но я лежал в гробу холодном.
Я честно сознаюсь и в том,
Что слезы лью не о тебе самом —
Лишь о твоем искусстве благородном.

На добрый лад настраивая лиру,

Своим искусством нес ты радость миру.
Но нет красноречивых уст, чудесных песен больше нет!
Увы, я жив, но их уже не стало.
Куда спешил, зачем ты жил так мало?
И сам я скоро кончу петь, и сам уйду тебе вослед.
Мир духу твоему, о Рейнмар, благодарю тебя, поэт!

* * *