Поэзия вагантов

Плач завожу о Пергаме,[204]
разрушенном злыми врагами:
Ах, без коварства врагам
не одолеть бы Пергам!
Пусть прозвенит с Геликона
владычица лирного звона,
Будь моя песня полна
звуками, в коих — она!
Горько Парису без пары;
но с ним — Венерины чары:
Взять добычу, не дар
мчит его страстный угар.
В море плывет он, покорный
веленью любви необорной,
Гостем входит во двор,
а убегает, как вор.
Шлет, благодарный, во храмы
он сладостный жар фимиама,
В знак, что и дальним брегам
греков опасен Пергам.
Мстить за бегство Елены
и Фтия бежит, и Микены;
Флот сквозь эгейских пен
ищет Приамовых стен.
Грозен муж оскорбленный,
гроза его — меч обнаженный;
Будет, будет отмщен
попранный дружбы закон!
Кто супруги лишится,
тот смерти самой не страшится —
Праведный суд, совершись!
Прелюбодей, сокрушись!

Вот, Парису пеняя,

победу к себе преклоняя,
Греки, тайну храня,
мощного зиждут коня.
Вот нависает громада
над стогнами людного града;
Пали затворы от врат,
опустошается град.
Греки бессильным навстречу
бросаются, алчные, в сечу,
Рубят молящих сплеча;
все им — добыча меча!
Пирр безжалостно рубит,
ударом удары сугубит,
Дымное пламя клубит,
всяк, кто ни встречен, — убит.
Путь победителю ведом,
Парис поражен Диомедом;
Мучась Елена стыдом,
в царский скрывается дом.
Та, что смерти достойна,
от коей свирепствуют войны,
Будет возвращена
к мужнему ложу жена.
Что скрываешься в доме?
спастись ли мечтаешь в погроме?
Ты ведь повинна во всем!
страшно ли пасть под мечом?
Если былое забудешь
и зло в своем сердце избудешь,
Все не обманешь судьбу —
носишь клеймо ты на лбу.
Ты и до нынешней рати
Тезеево знала объятье[205] —
Клятву посмеешь ли дать,
что не изменишь опять?
Мы, вспоминая былое,
и доброе помним и злое,
Чтобы вчерашнее зло
завтрашним стать не могло.
Та, что из скляницы тянет,
мгновенно ли трезвою станет,
Станет честна и чиста?
Клятв не приму на уста!

Трубят победные трубы,

влекут царицу Гекубу
Пешей к вождям на уступ —
тверд повелитель и груб.
Кудри седые — как пена,
кругом — цирковая арена,
И под бичом склонена
старца Приама жена.
Жизнь у нее остается,
но сладко ли в жизни живется?
Сердце в ней рвется, и вот
возглас она издает.
«О, Юнона, Юнона!
за что ты так непреклонна?
Целый град сокрушен —
что тебе старческий стон?
Хочешь убить повторно
постигнутых гибелью черной,
Хочешь повторно убить
тех, уж которым не жить?
Всех сокрушая с размаху,
торопишь меня ты на плаху?
Мнишь ты посеять страх,
самый преследуя прах?
Меч утомленный не ранит,
но ярость твоя не устанет:
Ткется кровавая ткань,
бранями множится брань.
Бей, в неистовстве яром!
Срази старуху ударом!
Смерть — не кара из кар,
а вожделеннейший дар!
Плачем я горю служила,
о ближних погибших тужила —
Днесь я у смертной межи:
мукам предел положи!
Долго ли божьему гневу
направо губить и налево?
Или нарочно свой гнев
длишь ты, меня не задев?
Память о мне погибает;
клинок, что меня погребает, —
Лучшая пленным судьба:
смерть — вызволенье раба.
Кости мне страх сотрясает,
а будущность ум ужасает,
Если велят небеса,
чтоб не косила коса!»
Город, прежде великий,
низвергнут жестокостью дикой:
Пал, и в прахе поник
прежде сиятельный лик!
Город, прежде державный,
прославленный славою давней,
Ныне заглохнет меж трав,
пастбищем пастырям став!
О, злополучная Троя,
жертва жестокого боя,
Слава былая твоя —
пища скота и зверья.
Город, прежде богатый,
роком хранимый когда-то,
Ныне — злосчастный стократ,
роком низверженный град!
Город, сильный почетом,
всем доблестям бывший оплотом,
Бравший с земель и вод
лучший, прекраснейший плод,
Город, сильный почетом,
не ведавший счета щедротам,
Блуд погубил твой народ
и похитительный флот!
Город, прежде счастливый,
обильный и домом и нивой,
Был ты боголюбив
и пред царем не строптив.
В гордой сиявший порфире,
молвой прославляемый в мире,
Счастлив в своем добре,
в пахаре, как и в царе,
Правимый мудрым сенатом,
сокровищ сверкающий златом,
В житницах житом богат,
жил ты, не зная утрат.
Вновь и вновь повторяю:
тебе достоянье вверяя,
Чтили тебя как царя
пастбища, пашни, моря,
Море дарило наряды,
поля — пропитание граду,
Луг шевелился от стад,
гнулся лозой виноград,
Град благодатный и знатный,
с охватной стеной семивратной,
Ныне горестный град —
сам достояние стад!
Город давний и древний,
судьбы твоей нету плачевней:
Выжег тебя, низлетев,
рока стремительный гнев.
Кто ж над тобою глумится?
Она, роковая блудница,
Женщина в блеске венца,
злого причина конца.