Погасни свет, долой навек

Холодок пробежал по коже. Проник под платье, тронул ледяными пальцами щиколотку чуть выше ботинка. Забрался под юбку, под чулки, змейками потек, заставляя ежиться, пытаясь избежать страшного прикосновения. Он взбирался все выше, выше, точно настигающий Элинор прибой. Куснул колени, живот, грудь разодрал ледяными когтями, доставая до сердца. Сдавил горло, мешая дышать. А в нос между тем бросились все запахи: оранжереи, духов Денизы де Брессей, пота, вина, ванили, еще чего-то сладкого и смутно неприятного, вызывающего опасения.

– Она вам больше не нужна, – нетерпеливо сказала мадам де Брессей. – Избавьтесь, как от той.

Элинор прикусила губу, пытаясь остановить чужие слова, готовые вот-вот сорваться. Но она, к ужасу своему, не смогла контролировать собственное тело.

– Все не так, – произнесли губы, и собственный голос показался чужим. – Эта – другая, ее трудно побороть.

Хотелось кричать. Но что-то чужеродное, страшное заняло тело, не давая позвать на помощь. Холод растекся под кожей, проник в каждую клеточку, заморозил Элинор. Она почти не чувствовала своего тела, а оно двигалось – немного неловко, медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха.

– Я помогу вам. – Мадам де Брессей достала из кармана флакон – в таком носят нюхательные соли – и вытащила пробку. По зале поплыл незнакомый, очень странный запах, густой и сладкий, какой-то кладбищенский. На мгновение все скрылось за этим причудливым ароматом, а потом вдруг обострилось, все звуки и запахи стали неимоверно отчетливы. А следом, словно пелена пала, в лицо швырнули горсть пепла. Глаза заслезились, дышать стало не трудно, а просто невозможно, и единственным отчетливым звуком был теперь стук сердца. Оно било быстро и неровно, словно норовило выскочить из груди.

Медленно, преодолевая сопротивление, борясь с самой собой, Элинор подняла руку и зажала нос и рот, но это не помогло. Запахом пропиталось все: ее пальцы, рукав платья, волосы.

– Осталось немного, – прошелестела мадам де Брессей. – Она почти уже…

Элинор не стала дослушивать. Она развернулась, с трудом, ведь воздух был вязкий, как желе, а тело точно чужое, и начала пробираться сквозь толпу. Почему в этом доме так много людей? Затуманенному сознанию Элинор они казались масками, личинами, под которыми прячется нечто жуткое. Это нечто то и дело проглядывает в словах и поступках.

От этих чужих, напяливших человеческое, как одежду, слишком тесную, никуда не скрыться. Они повсюду.

Элинор страшным усилием сконцентрировалась на том, что может защитить ее. Гамильтоны. Они привели ее сюда, и они вернут ее обратно. Почему-то в первую очередь она подумала о Дамиане. Он странный, даже страшный, но именно это сейчас вселяло в нее надежду на спасение. И сразу полегчало. Сладкий аромат немного развеялся, и снова стали слышны другие, более привычные запахи: пот, духи, пудра, вино, назойливый дух рыбного паштета.

Элинор протискивалась сквозь толпу, пытаясь сконцентрироваться на всех этих ощущениях, что удерживали ее, как якорь, среди… людей? Живых? На нее косились – удивленно, неодобрительно, осуждающе, Элинор ощущала эти взгляды кожей и за них тоже цеплялась, как за что-то настоящее.

Мадам де Брессей следовала за ней.

Толпа позволяла затеряться, а правила приличия не позволяли окрикнуть ее. Но все это мало могло помочь Элинор. Рано или поздно де Брессей ее нагонит, и тогда…

А что тогда?

Запах снова настиг ее, еще слаще, еще приторнее, еще удушливей. Показалось на мгновение – она в собственном теле словно в гробу, и могильщики с громким стуком заколачивают крышку.

Нет, это стук ее сердца.

– Ей стало дурно, – услышала Элинор голос мадам де Брессей, сладкий, сочащийся наслаждением. – Расступитесь, прошу.

Элинор проиграла. Она едва успела додумать эту жуткую мысль, и все померкло перед глазами.

* * *

Утомленный толпой, шумом, необходимостью держать лицо, Дамиан отыскал более-менее спокойное место и сел, украдкой потирая висок. Подступала головная боль, частая его спутница. И явление леди Морроу ее только ускорило и усилило. Хозяйка вечера обдала его приторно-сладким ароматом духов, волной жара и смеха. И спустя пару минут Дамиан согласился с братом – женская болтовня бывает невыносима.

– Слышала от друга, мистер Гамильтон, что вы нездоровы и потому не появляетесь в свете, – промурлыкала женщина. Рука ее словно невзначай задела бедро Дамиана.

От друга? Уж не от лорда ли Д.? Забавно, однако, как почтенные джентльмены любят разносить сплетни.

– В обществе всегда много «поговаривают», – с добродушной, но грубоватой иронией отозвался Дамиан. – Потому-то я в нем редко появляюсь. Терпеть этого не могу. Предпочитаю, знаете ли, тихую радость сельской жизни где-нибудь в Италии.

– Но мы бы хотели видеть вас чаще, – промурлыкала леди Морроу.