Погасни свет, долой навек

– Катриона – вы ведь знакомы с нашей матерью? – так вот, Катриона однажды затеяла семейное фото. Мне было лет пять, Грегори, соответственно, девять. И мы были непоседливыми детьми. Конечно, уже слишком взрослые, чтобы матушка была рядом с нами, спрятанная тканью, но… Она сидела неподвижно, это она умеет. Чисто кобра. А мы все никак не могли угомониться. Тогда мама, помнится, сгоряча сказала, что проще нас убить и снять post mortem. Это был единственный раз, когда она говорила что-то подобное.

Да, не получалось у него развлечь девушку. Элинор издала невнятный звук и более ни слова не произносила до возвращения Грегори.

– Рабочих пришлют, чтобы разобрать завалы, – сказал брат. – Уже и не помню, что я им наплел. Только куда нам теперь деваться?

– Наш дом на N-стрит все еще пригоден для жизни, – заметил Дамиан. – И там мы вполне можем неплохо обустроиться.

Лица брата он не видел, но готов был биться об заклад, что Грегори поморщился.

– Не хотел бы я возвращаться в этот склеп.

– Ты не хотел бы? – удивленно уточнил Дамиан.

– Даже наша матушка его ненавидит. – Это прозвучало совсем уж по-детски, и забавно было отметить, что и у идеального Грегори Гамильтона есть слабости.

– Наша матушка, – напомнил Дамиан, – любит только свои триумфы. Поражения она всегда ненавидела, а дом, полагаю, напоминает ей о многих. Это место мрачное и нездоровое, но – безопасное, насколько это возможно.

– А куда деваться мне? – обреченно вздохнула Элинор Кармайкл, и приятно было, что за минувшие сутки она совсем растеряла свою чопорность и прекрасные манеры.

Дамиан сквозь штору нашарил ее запястье и сжал.

– Вы, прекрасная Линор, конечно же, едете с нами. Мы ведь обещали от всего вас защитить. – После паузы Дамиан признал с неохотой: – Ну, кроме рушащихся домов. Но поверьте, на N-стрит такой казус просто невозможен.

Глава семнадцатая

Дом на N-стрит с первого взгляда производил угнетающее впечатление. Он был огромный, в четыре этажа, не считая низкую мансарду, и очень старый, и напоминал больше крепость, чем человеческое жилье. Окна закрывались ставнями так плотно, что не пропускали ни луча света. В огромном, подавляющем всякого входящего темном холле висело множество старых портретов, изображающих, должно быть, предков Гамильтонов. Они смотрели на Элинор из мрака неодобрительно, как на захватчицу. Неприятное это было чувство.

Вспыхнул свет, пронзительно-яркий, непривычный и ослепивший Элинор на мгновение.

– Грегори старомоден, – сказал Дамиан, подкравшийся к ней со спины, – а вот мне нравится электричество.

– Вам это… не вредит? – осторожно спросила Элинор.

– Немного режет глаза. Поэтому, – Дамиан вытащил очки из жилетного кармана, отряхнувшись попутно от мусора и пыли, и надел их на нос осторожно, чтобы не повредить пластырь, – у меня есть это. Но всю свою жизнь проводить в темноте вредно для любого живого существа, даже для меня.

– Так это ваш дом?

– Нет, – покачал головой Дамиан. – Не совсем. Это дом нашей матери. Но она обычно живет в нашем замке на границе Шотландии, к счастью. А я иногда приезжаю сюда, здесь безопасно.

– Это ваши предки? – Элинор указала на портреты. Теперь, в электрическом свете, они глядели на нее еще враждебнее.

– Угу, – отозвался Дамиан, разглядывая картины так, словно увидел их впервые только что.

– Офицеры, судьи, лорды… – Элинор покачала головой. Ей казалось, все эти преисполненные важности персоны глядят на нее неодобрительно, точно на захватчицу, хотя ничего дурного она и не делала. – Неуютно я себя чувствую…

Элинор пробормотала это едва слышно, но Дамиан все же услышал. Взял ее за руку, не обращая внимания на попытки освободиться, и подвел к стене, увешанной лицами его предков.

– Познакомьтесь, лорд Эдвард Фрезер Гамильтон, судья. Отравил свою жену в 1709 году и, благодаря судейской мантии, ушел от правосудия. А этот господин в красном мундире – полковник Александр Гамильтон, герой Ватерлоо. Запер жену на верхнем этаже замка, назвав сумасшедшей, и стал водить в дом юных Адонисов, имея по трое любовников за раз. Фредрика Гамильтон сумела сбежать из заточения и удушила его шнуром от звонка. И поделом, скажу я вам. А этот постный господин в одежде пастора – наш прославленный миссионер, преподобный Квентин Гамильтон. Таких дел в Африке наворотил.

Элинор поежилась. Теперь люди, изображенные на портретах, казались ей еще ужаснее. И взгляд их сделался еще страшнее.

– Не все так печально. Видите вон того господина, изрядно похожего на Грегори? Это наш двоюродный дед, Джошуа Гамильтон. Ни в чем дурном не замечен, если не считать того, что его дом едва не обрушился прямо нам на головы. – Дамиан выпустил вдруг ее руку и пошел к лестнице. – Идемте, я покажу вам комнаты.