Погасни свет, долой навек

Вернувшись в гостиную, Грегори сел напротив, внимательно разглядывая брата. Дамиан был осунувшимся, бледным – еще бледнее обычного, и словно бы кто-то вытащил стержень из него. Откинувшись на спинку кресла, уронив бессильно голову на плечо, он смотрел в огонь, медленно затухающий. Пальцы словно в забытьи тасовали колоду карт. На столике была разложена часть пасьянса. Сидящая на диванчике рядом Элинор Кармайкл машинально трогала то одну, то другую карту. Грегори потянулся за кочергой и поворошил угли, заставляя пламя разгореться с новой силой.

– Не хватает только хлеба, который мы могли бы поджарить, – саркастически заметил Дамиан. – Это было весной 1881 года, как тебе, несомненно, интересно узнать. Я вернулся в Лангедок, хотел побеседовать с одним просвещенным монахом. Я ехал по дороге мимо монастыря Святого Креста, очень старого, одного из самых древних монастырей в тех местах и к тому же совершенно закрытого для всех посетителей. У них сохранился жесточайший устав. И на дороге я наткнулся на умирающего ребенка. Он выглядел лет на пять, уже много позже я узнал, что ему было уже семь.

Взгляд его, нервно пометавшись по комнате, остановился на пламени камина.

– То, как с ним обращались, в какой ненависти он жил из-за того, что мать его была «потаскуха и ведьма», почти погубило ребенка. Думаю, ему оставалось недолго.

– И что ты сделал? – настороженно спросил Грегори.

– Всего лишь был добр к нему, – улыбнулся Дамиан. – Ласка и любовь – единственное, что удерживает его от безумия. Он – Einfühlung[31].

– Что, прости? – переспросил Грегори. В отличие от брата он не мог назвать себя таким уж знатоком иностранных языков. Ему хватало дюжины фраз на французском, чтобы объясниться с поставщиком арманьяка, а латынь он возненавидел еще в университете.

– Он переживает чувства других людей, – сухо ответил Дамиан. – Буквально. И не только людей. Атмосферу мест, иногда – предметов. А уж собственные его страшные воспоминания…

– И поэтому ты… – Грегори не договорил.

– Я люблю его, – спокойно ответил Дамиан. – Я люблю его и не желаю снова погружать в болезненные воспоминания. Мы с тобой оба знаем, что это такое, верно, Грегори?

Грегори покачал головой, поднялся и протянул руку.

– Идем спать, брат. Ты ужасно выглядишь, тебе нужен отдых. Утро вечера мудренее.

– Это в твоем случае.

– Ты ляжешь спать, – отрезал Грегори, – и проспишь столько, сколько потребуется. И твой Франк отдохнет. А завтра мы продолжим. Я попытаюсь выяснить через знакомых в клубе, где сейчас могут находиться доктор Салливан и этот Смартсон, жених Элизабет Найтингейл. И заеду на вокзал за твоими книгами. Сегодня, извини, вылетело из головы. А потом мы с мисс Кармайкл съездим и поговорим с миссис Гиббс. Иди спать и не поднимайся раньше полудня. Вас это тоже касается, мисс Кармайкл.

Дамиан снова покачал головой.

– Спать, немедленно! – приказал Грегори. – Завтра займемся делами. Салливан, Гиббс. И, возможно, стоит вернуться в деревню и расспросить эту Крушенк.

– Крушенк? – тихо переспросил Дамиан, переводя взгляд с брата на Элинор. Руки, тасующие колоду, обрели неожиданную силу и задвигались быстрее.

– Да. Федора Крушенк, – кивнул Грегори. – Она сейчас занимает дом Найтингейла. Неприятная особа, надо сказать. Но, возможно, в доме осталось что-то. Документы, письма…

– Федора Крушенк? – оборвал его Дамиан, все больше оживляясь. – Вы видели Федору Крушенк и молчали?!

– А что мы с мисс Кармайкл должны были тебе сказать? – удивился Грегори.

– Федора Крушенк! – вновь воскликнул Дамиан возбужденно. – Такая неряшливо одетая растрепанная особа? Темные волосы, черные глаза, на щеке наверняка пятно краски?

– Возможно, – пожал плечами Грегори. – Ты знаешь ее?

– О, да! Федора Крушенк! Надо же! Большая удача! Или не очень. – Дамиан вдруг поскучнел. – Еще никому, кажется, не удавалось получить ее помощь.

Грегори досадливо поморщился.

– Да кто она такая, в конце концов?!

– Весьма могущественная ведьма. И художница. Одаренная, пусть ее и выставили последовательно изо всех салонов и академий Европы, – нетерпеливо пояснил Дамиан. – В своем «визионерском помрачении», как писал один критик, она превзошла Фюзли, что, на мой взгляд, непросто. Она запечатлевала на своих полотнах совершенно фантастические видения, фей и гоблинов.

– Иными словами, – подытожил Грегори, – она сумасшедшая.

– Именно такой она мне и показалась, – кивнула Элинор. – Сумасшедшей и нелюбезной. Ну, и ведьмой, этого не отнять.

– Сумасшедшим является Ричард Дадд[32], это подтвердят врачи из Бедлама, – проворчал Дамиан. – Мисс Крушенк просто видит чуть больше обычных людей. У нее есть дар предвидения, я полагаю. И огромная сила, которой она весьма неохотно делится. И вам, Линор, тоже не помешало бы с ней побеседовать. Федора может что-то знать о ваших чудовищах. Во всяком случае, ее видения действительно необычны. Кроме того, вас не настораживает, что такая женщина поселилась в доме Джорджа Найтингейла? Ведьма выбирает себе место жительства неспроста.