Погасни свет, долой навек

Элинор снова повела плечами; то ли пожатие, то ли попытка сбросить какой-то тяжелый, к земле придавливающий груз. Дамиан поднялся, всунул ноги в домашние туфли, сделал пару неловких шагов и коснулся ее руки. Даже он сейчас мог сказать, что кожа Элинор Кармайкл холодна и покрыта мурашками озноба.

– Вы замерзли, – мягко укорил Дамиан. – Что вы удумали, ходить по этому дому в одной сорочке, да еще босиком?!

На щеках молодой женщины появился румянец: кажется, только сейчас она сообразила, в каком виде появилась перед мужчиной. Обняла себя за плечи еще крепче, словно хотела защититься, но уже не от холода, а от чужого взгляда. Интересуйся Дамиан женщинами, и это определенно привлекло бы еще больше его внимания.

– Я отведу вас в постель, Линор, – мягко сказал он, подходя и беря женщину за локоть.

В коридоре царил полумрак. Пахло полиролью для мебели и мастикой, которой натирали паркеты. Почти совсем пропал запах пыли, за десятилетия пропитавший этот дом, и все же не стало уютнее. Дом походил на гигантский темный склеп, и в нем гуляли сквозняки. Опустив взгляд вниз, на белые босые ступни Элинор, Дамиан пожалел, что в прошлый свой приезд выбросил все грязные, траченные молью ковры. Ступать по ним было бы не так холодно.

Сквозняк налетел неожиданно, ледяной, темный. Не просто холод, гуляющий по коридорам, – что-то иное, затаившееся в этом доме. Нужно напомнить миссис Брик прикормить брауни, подумал Дамиан, прижимая к себе дрожащую Элинор. Не ради горящих каминов, так хоть чтобы сквозняков этих избежать.

Упершись рукой ему в грудь, молодая женщина отстранилась.

– Постойте здесь, – распорядился Дамиан и толкнул ближайшую дверь.

Некоторые комнаты в доме напоминали театральную костюмерную. Катриона ничего не выбрасывала, бережно храня давно вышедшие из моды платья. Гамильтоны были богаты и могли позволить себе не спарывать понравившуюся оборку, чтобы перешить на новое платье, а заказывать новую. И так было всегда. Возможно, в недрах этого дома можно было найти шелковые робы георгианских времен, а то и елизаветинский бархат. Включив свет, озаривший заполненное сундуками и тюками помещение, больше напоминающее склад, чем гардеробную, Дамиан огляделся. Потом открыл шкаф и вытащил несколько шалей, аккуратно сложенных и переслоенных сухими веточками лаванды. Все здесь содержалось в идеальном порядке, и Дамиан его не тревожил. Даже бирки остались. Катриона многое подписывала, словно собиралась однажды превратить этот дом в мемориал, посвященный столь любимым ей Гамильтонам.

Забавно. Дамиан никогда не слышал о родне со стороны матери, даже не знал ее девичью фамилию. Чем же Катрионе не угодили родители?

Отмахнувшись от этой мысли, Дамиан выбрал одну из шалей, ярко-желтую, удивительно теплого, даже приятного оттенка, с зеленоватым рисунком по краям. Насыщенность цвета выдавала в ней индийскую работу, в Англии так и не научились этого сочного оттенка добиваться. Бирка, надписанная твердым, немного агрессивным Катриониным почерком, сообщала, что шаль принадлежала когда-то некоей К. Г. Не Катрионе, конечно. Та патриотично предпочитала пестрые узорчатые накидки из Пейсли[33]. В любом случае эта шаль была очень старой, должно быть больше полувека прошло, а она все еще выглядела как новая.

Погасив свет, Дамиан вернулся в коридор и укутал плечи Элинор. Та дернулась, пытаясь сорвать шаль и вернуть ее.

– Наденьте, Линор. В доме холодно. К тому же, признайте, она идет вашим волосам. Вы становитесь совсем рыжей.

– Я не хочу быть рыжей! – чуть оживленнее, чем раньше, огрызнулась Элинор. – Заберите немедленно!

– Возвращать подарки, прекрасная Линор, дурной тон, – хмыкнул Дамиан и сделал шаг назад, достаточно ловкий, за что мог похвалить себя.

Бледные пальцы Элинор вцепились в края шали. На лице ее отразилась престранная борьба.

– Вы с ума сошли?! Что еще за подарок?! – кончики пальцев огладили мягкую, шелковистую ткань. Элинор хотела эту шаль. В конце концов, она была пусть не кокетка и модница, а все же – женщина. – Я не могу его принять. Это слишком дорого!

– Это всего лишь шаль, – улыбнулся Дамиан. – Идите спать. И шаль заберите себе, или я найду способ вам ее всучить.

– Всучить? – Элинор свела брови над переносицей, но по всему было видно, что она сдается потихоньку. – Кто учил вас манерам, а, Дамиан?

– Никто, – беспечно отозвался Дамиан, широко улыбаясь. – Я рос как сорная трава. Доброй ночи.

Подтолкнув Элинор в сторону спальни, сам он направился к потайной лестнице в библиотеку. Сон был ему недоступен, а погружаться снова в ту пугающую пустоту он не желал. Все разумные мысли кончились, и какой-нибудь нравоучительный роман из дедовой коллекции вполне мог бы помочь скоротать ночь.

Глава двадцать третья