Погода

Позже еду в лифте с наркоторговцем из квартиры 5С. Мы переглядываемся; в наших глазах читается вопрос: знаешь ли ты, какая тьма внутри нас?

* * *

Решаю спросить Уилла, ходил ли он когда-нибудь к психотерапевту. «Бог миловал», – говорит он и отмахивается, мол, смотри, я весь целый, не сломанный. «Ясно, – отвечаю я, – понимаю». А мне кажется, в его израненной головушке много чего творится. Повисает странная пауза, и он переходит на другую тему – резко, как будто переключает передачу.

«Как погуляли с Генри? Без эксцессов?» – спрашивает он. «Бог миловал», – отвечаю я.

* * *

Все, все, выключай свет. Ложись спать. У меня есть лекарство от бессонницы, но мне нужны другие наркотики – те, что делают людей счастливее. Принимаю лекарство, но все равно просыпаюсь в три утра.

Где мой муж? Где сын?

Мы никогда не говорили об Илае. Только один раз, когда Уилл спросил, умеет ли Илай охотиться и рыбачить. Я тогда рассмеялась: мол, видел тут речку? Но той ночью в постели я лежала и думала: «Канада! Конечно же, Канада!»

Потому что я теперь все время об этом думаю. Где будет безопаснее всего? На днях по телевизору выступала климатолог. Рассказывала о своих детях.

Трудно назвать конкретный регион и сказать: да, здесь будет безопасно; здесь и останемся. Мне кажется, совсем безопасных мест уже не останется. Я… урон будет очень велик. Поэтому я советую быть как можно мобильнее, как можно гибче, адаптироваться ко всему, что случится. Мои дети билингвы и сейчас учат третий язык. У них по три паспорта, они могут учиться и работать в Евросоюзе, Канаде и Австралии.

* * *

Звонит мать; она оптом покупает носки и раздает их бездомным на улице. А в отделении для перчаток держит стопку долларовых купюр и старается вложить по купюре в каждую пару носков. И это моя мать с ее крошечным фиксированным доходом. Боюсь, она совсем убьет свою машину. И так уже проехала много миль.

Брат пытался найти ответы в книге «Цитаты отцов пустыни». Вот что нашел:

Ешь солому, носи одежду из соломы, спи на соломе; другими словами, презирай комфорт и взрасти в себе железное сердце.

Подозреваю, что и у Кэтрин поехала крыша. В последнее время она пересылает мне сообщения такого странного содержания:

Поделись с друзьями!

В начале времен дети и родители были неразделимы и росли как одно растение. Но потом разделились надвое; дети, отдельные существа, стали рождаться у родителей. Последние так любили детей, что ели их. И Бог подумал: «Так продолжаться не может». Он уменьшил силу родительской любви на 99,9 процентов, чтобы родители перестали есть своих детей.

Я распечатала это письмо и показала Генри. Но он даже не рассмеялся. «Кэтрин – хороший человек», – сказал он. «Ты тоже», – ответила я.

Я думаю о том, что все мы едины, все мы принадлежим к одному человеческому роду, и тут вижу миссис Ковински, которая идет по улице мне навстречу. Теперь мы обходим друг друга стороной. С тех пор как я сказала, что не намерена больше выслушивать ее негатив.

* * *

Рассказываю Уиллу про открытки, для которых Генри придумывает надписи, а я помогаю. «Я тоже хочу открытку», – говорит он. Я придумываю для него пожелание и записываю на салфетке.

Розочки цветут,
Травка колосится,
Когда ты рядом,
Я почти не хочу удавиться.

Скоро он уезжает. Соскучился по лесу, хочет снова жить в глуши. Где-нибудь в Квебеке.

Вчера он подарил мне книгу «Азбука Морзе», издание 1931 года. Рядом с некоторыми сообщениями стояли маленькие карандашные точки.

«Я хочу передать сигнал».

«Прекратите свои действия и следите за моими сигналами».

«У нас пожар».

«Пока не нормализуется погода, сделать ничего нельзя».

* * *

В последний день перед отъездом Уилла идем в океанариум. Я обожаю мант. Они плывут мимо, размахивая плавниками, как крыльями. У мант самый большой мозг среди рыб. Если поставить перед ними зеркало, они не будут вести себя так, будто увидели перед собой другую манту. Они подплывут, посмотрят, нырнут, махнув крылышком.