Погоня за ветром

Только сейчас она со всей полнотой поняла, что прежняя её жизнь, с ловами, пирами, княжескими делами и советами, кончилась, ушла, провалилась в небытие, что теперь всё будет совсем по-другому. Как? Она не могла ответить на этот вопрос.

Внезапно нахлынули слёзы, они ручьями покатились по щекам. Прошло оцепенение, схлынул холод, и от того на душе стало легче. Давая волю слезам, Альдона вместе с тем как будто бы успокаивалась; минуло, исчезло былое отчаяние, ей надо было жить дальше, надо было бороться за себя, за своё место в жизни, за свою дочь.

Смахнув слёзы и вытерев платком нос, молодая женщина решительно повернулась лицом к дверям и пошла в бабинец.

Навстречу ей вышла Юрата, с красными от слёз, воспалёнными глазами.

— Что, стерва, довольна?! — хрипя от злости, набросилась она на сноху. — Погубила сына моего! Радуешься топерича?! Сучка! До чего дошла?! Мать с сыном разлучила! Енто ты ведь Шварна подучила, ты да прихвостни Львовы! А потом, как меня удалили, сжили Шварна моего со свету! Будь ты проклята!

— Не заслужила я упрёка твоего. Почто безлепицу этакую речёшь здесь? — вспыхнула Альдона.

Она сама удивилась, что так разговаривает с грозной свекровью.

— Не совестно тебе?! После всего, что было, меня упрекать?!

— Что?! — едва не задохнулась от злобы Юрата. — Да как смеешь ты?! Ты мне, мне, матери мужа своего покойного, такое говоришь!

Хлёсткая оплеуха обожгла щёку Альдоны.

— Скорбь и горе извиняют тебя, княгиня Юрата, — холодно изрекла она и, не глядя более на гневную свекровь, последовала к себе.

Оказалось, в бабинце уже хозяйничала Констанция. Сиплый голос её звучал в светлых палатах.

«Вылезла, как крыса из подвала каменного, — морщась, подумала про неё Альдона. — Ищет, чем поживиться».

Вид Констанции, с чёрной полупрозрачной повязкой на лице, испугал молодую вдову.

«Стало быть, верно, что хвора. А всё едино, приказывает, спешит заполучить богатство». — Альдона вздохнула.

— А, вот и ты, невестушка, — глухо рассмеялась Констанция. — Собирай-ка давай рухлядишку свою да выметайся отсюда. Моё отныне место — палаты эти. Я отныне — княгиня Галицкая.

— Торопишься излиха, княгинюшка, — горько усмехнулась Альдона. — Этак годится разве? Ещё не занял Лев место Шварна.

— Так займёт, куда денется. Бояре-то старые вельми Шварна невзлюбили, после того как он Григория головы лишил. Все, как один, за Льва стоят. Так что поспеши. Отродье своё захватить не забудь. И Юрату такожде.

— Да как можно баить такое?! — воскликнула в негодовании Альдона. — А ну! — Она схватила в руку подсвечник и замахнулась на Констанцию. — Убирайся отсель! Живо! Слёзы мои по Шварну покуда не высохли! Или гридней позову! Те, что покои сторожат, мне — не тебе верны!

— Да что ты, княгинюшка?! — Констанция испуганно шарахнулась. — Да я ж так, по-родственному. Я худого тебе не желаю. А только каждому место своё назначено. Княгине великой — своё, вдовице — своё.

Спрятанными в долгие рукава платья дланями она опасливо отстранила от себя подсвечник.

— Уходи, сказано тебе! — прикрикнула Альдона. — Не доводи до греха!

Изрыгая ругательства, Констанция вышла.

«Надо отсюда съезжать. Не отвяжется ведьма эта, будет кажен день кровь портить. Заберу Елену — да во Владимир, к Ольге покуда отъеду. А тамо видно будет», — решила Альдона.

Явился канцлер, старый боярин Лука Иванкович, сказал:

— Заутре, княгинюшка, снем в княжьих палатах состоится. Надобно те тамо быти. Князь Лев велел передать: волостями обижена ни ты, ни дщерь твоя не будете. Берут тебя князья под опеку, оберегать станут. Ни в чём отказа тебе не будет. Токмо вот... — Лука замялся, завздыхал и стал оглядывать стены палаты.

— Покинуть мне сии покои надо, — догадавшись, с усмешкой сказала Альдона.

Боярин обрадованно затряс долгой седой бородой.

— Передай князю Льву: тотчас после снема съеду. Ступай.

Жестом руки она велела канцлеру покинуть бабинец.

«Вот и всё. Прощай, власть вышняя, ненужная, бесполезная! Не принёс мне стол галицкий счастья! А в чём оно, счастье? Призрачно оно».

Отчего-то снова и снова мысли Альдоны возвращались к Варлааму.

46.

На снем в столовую княжескую палату собрались все князья Червонной Руси. Помимо обоих Даниловичей и Владимира Васильковича, были здесь владетели помельче — поросьский князь Юрий, а также князь Пинский. Эти держались скромно и ничего старшим не возражали. Зато среди холмских и галицких бояр не стихали споры.

Лев, в долгохм чёрном платне, сидел во главе крытого бархатной скатертью стола. По левую руку от него сел Мстислав, по правую — Владимир. За спинами князей расположились на лавках бояре. Здесь же находились и иноземные послы — были среди них и монахи-доминиканцы — посланцы римского папы, и венгры короля Белы, и поляки из Мазовии, Кракова, Силезии, из Поморья.

Альдона вместе с маленькой дочерью села в резное кресло сбоку от князей. За плечом Льва она заметила Констанцию с чёрной вуалью на лице и тревожно нахмурилась. Ничего доброго от нынешнего снема она не ждала.