Погребенные

Вру. С того дня смелости не прибавилось ни на грамм, и мне следовало подумать об этом прежде, чем ворвалась на пустую тёмную выставку. Идеальное место для моих кошмаров. Прекрасное оружие, по мнению тварей.

Твари – теперь у них появилось название. Эттвуд полагал, что это мертвецы. Души людей, жаждущие найти покой в царстве мёртвых, врата в которое несколько тысячелетий назад заперла Маат.

Но я-то тут при чём?

– Умри!

Конкретного источника звука я не выявила. Голоса словно стали частью воздуха, слились с гуляющим по залу ветерком. Они просачивались сквозь стены, и впервые я так чётко слышала, о чём они говорят, перешёптываясь между собой.

– Умри!

– Ришар!

У меня остановилось сердце. Когда почувствовала горячее дыхание на шее, я решила, будто умерла, и, недолго думая, выбросила вперёд сжатый дрожащий кулак. Не знаю, чьи кости хрустнули, но чьи-то точно сломались. Возможно мои, или его, или их.

– Чёрт! – завопил Эттвуд. – Твою мать!

– Слава богу, слава богу это ты!

– Так ты рада меня видеть? – злобно прошипел он, одной рукой вцепившись мне в плечо. Несколько секунд ничего не происходило, а потом нас оглушило, вынудив заткнуть уши руками.

– СДОХНИ! СДОХНИ!

Голоса посыпались отовсюду. Они выли, стонали, и, что самое страшное, набирали силу. Я почувствовала, что помимо нас с Габриэлем в зале дышит кто-то ещё. Вдохов, за которыми не следовало выдохов, было слишком много.

Прежде чем случилось непоправимое, Эттвуд схватил меня за руку и рванул вперёд.

– ВИНОВНА!

– Не слушай, не слушай их, – кричал Габриэль. – Аника, только не слушай их.

– Ты советовал провести переговоры!

– Не с этими. – Эттвуд вдруг резко остановился, и я влетела в его спину. Его дыхание участилось. – Закрой глаза. Немедленно.

– Я и так ни черта не вижу…

– Закрой, мать твою, глаза.

– Я…

Его ладонь – боги, я надеялась, что ладонь принадлежала Габриэлю, – легла на затылок. Он медлил, словно видел что-то позади меня в кромешной темноте. Я же не видела ничего, даже его. Крики и холод, поднимающийся от ног и выше, оставались единственным, что я чувствовала.

Этого не должно было случиться. Не в мире людей, не в эпоху капитализма, не в самый рассвет научных познаний.

– Габриэль, – взмолилась я. – Габриэль, пожалуйста…

А потом горячие, немного жёсткие губы впились в мой рот. От неожиданности веки опустились сами, а дрожащие пальцы сжались в кулаки на вороте его рубашки.

Весь страх, который отравлял разум и мешал трезво мыслить, внезапно сконцентрировался в одном месте – на самом кончике языка. Я приоткрыла рот, но вместо того, чтобы выдохнуть, сделала глубокий вдох. И меня отпустило.

Голоса, тяжёлые взгляды – на несколько мгновений всё прекратилось. Остались лишь мы и наши рты, в каком-то безумстве пожирающие друг друга. Меня схватили за волосы, но я не успела снова испугаться, поскольку вспыхнул свет.

– Не смей открывать глаза.

Я зажмурилась настолько крепко, насколько могла, но даже так ощущала свет. Я не имела ни малейшего представления о том, откуда он взялся, но больше всего в мире не хотела об этом знать. Всё, о чём я мечтала в тот момент – покой. И если смерть являлась единственным способом обрести этот покой, я готова была умереть.

Через секунду нас снова поглотила темнота, и я почувствовала, как плечи Эттвуда под моими пальцами начали расслабляться.

– Они ушли, – прошептал он, не переставая меня целовать. – И теперь я либо трахну тебя, либо убью собственными руками.

Сначала, всё ещё задыхаясь от ужаса, я подумала о том, чтобы попросить его придушить меня и закончить всё это. Габриэль ждал, продолжая придерживать меня со спины, а со стороны лестницы, нарушая тишину, уже доносились привычные человеческому восприятию звуки.

К нам бежала охрана. Мне не дали времени пережить случившееся горе.

Никто не мог устоять перед Габриэлем Эттвудом, и мне стоило бы прекратить врать самой себе. Сколько этой жизни? Пятьдесят? Шестьдесят лет? В моём случае, скорее, не больше пары недель.

И всё, чего мне хотелось напоследок – его.

Эттвуд понял это до того, как я смогла пошевелить языком или двинуться. Схватив меня за руку, он бросился вперёд. Часто и громко выдыхая от пережитого ужаса и нахлынувших эмоций, я не поняла, как спустилась ещё на этаж ниже, не поняла, как ударилась спиной о стену и на себе ощутила тяжесть его крепкого тела.

Горячая мужская ладонь обожгла мои ягодицы, когда Эттвуд приподнял платье и закинул мою ногу себе на бёдра. Вжавшись в меня так, что лёгким не осталось места для своих дыхательных махинаций, Габриэль наклонил голову и улыбнулся.

Долбаный чеширский кот.

Я порывалась сообщить ему об этом, но только жалобно засипела. Длинные пальцы окольцевали горло и надавили, причиняя мучительную, но вместе с тем пьянящую боль.

Его зрачки расширились, слившись с тёмной радужкой, когда я высунула язык, планируя умолять продолжить то, что мы начали. Габриэль опустил голову и снова накинулся на мои губы, жадно терзая их зубами.

– Ты уже думала, где возьмёшь два миллиарда и один евро на покупку Ока Гора? – прорычал он, одной рукой расстёгивая ремень.