Я опустила взгляд на его ширинку. Всё шло к умопомрачительному сексу на высоте нескольких тысяч метров. По крайней мере Эттвуд был в этом абсолютно уверен, а я, как известно, больше всего в жизни ненавидела оправдывать чужие ожидания.
В конце концов, не зря мои предки страдали, умирали и эволюционировали. Без сомнений, все эти муки они прошли исключительно ради того, чтобы желание задать очередной вопрос возобладало над половым инстинктом.
С нарочитой манерностью убрав конечность Эттвуда со своей ноги, я растянула губы в гадкой ухмылке и поинтересовалась:
– Так что там у вас с Сильвией?
У выхода из самолёта нас ждала целая делегация. К счастью, охрана присутствовала исключительно в целях защиты Уаджета. Иначе я бы просто не выдержала весь тот пафос, что обычно преследовал людей, которых сопровождала служба безопасности.
Мне хотелось спрятаться от народа, а не привлекать внимание. А ещё хотелось умереть. Как только мы ступили на трап, в лицо хлынул горячий воздух, а глаза ослепило ярким солнцем. В целом вот и всё, что я ощутила, попав на историческую родину.
– Всё нормально? – спросил Габриэль, когда мы садились в машину. Создавалось впечатление, будто солнце пристало только ко мне. Он не морщился, не щурился, не пытался прикрыться руками, чего нельзя сказать о моих жалких попытках спрятаться.
– Помимо того, что я сейчас воспламенюсь, – да, – ответила я, проваливаясь в прохладный салон мерседеса.
– Привет! – на ломаном английском поздоровался водитель. – Меня зовут Осман. – Очевидно, иностранные слова давались ему с трудом.
Сев в машину, Эттвуд что-то сказал на арабском, и водитель отвернулся, больше не пытаясь завести беседу.
– А в мире вообще есть что-то, чего ты не знаешь? Язык? Отрасль? Ты учился на каком-то факультете для всезнаек?
– А ты у нас училась на факультете для почемучек?
– У тебя явные проблемы с головой. – Я покрутила пальцем у виска. – Женщины с развитым интеллектом и инстинктом самосохранения вызывают у тебя комплекс неполноценности? Почему тебя так бесит, когда я что-то спрашиваю?
Он вдруг поднял руку и растопырил поразительно длинные пальцы. Я подумала, что сейчас мы пойдём от первого к пятому, но Эттвуд сжал кулак и гадко улыбнулся.
– Я плачу тебе за то, чтобы ты рассказывала мне что-то, а не без конца спрашивала.
– Настоящий ответ взрослого человека, – проворчала я и отвернулась к окну.
Аэропорт Каира находился в черте города. Я никогда не интересовалась географией и историей этого региона, поэтому не имела каких-то конкретных ожиданий. Мои мечты не разбились о реальность, когда по мере приближения к центру на улицах стало появляться всё больше и больше мусора.
Жара стояла невыносимая. Город буквально накрыло куполом пара. И если в самые знойные дни Париж спасали огромные парки и активное озеленение, столице Египта попросту негде было спрятаться.
Солнце нагревало дома и дороги. Я представляла, какой запах стоит от поджаренного на дорогах мусора, но люди, которых успевала разглядеть на светофорах, словно смотрели на мир другими глазами. На их лицах я не заметила недовольства или усталости. Все куда-то торопились, кричали, но… это по-прежнему был обычный вторник. Их обычный вторник.
– Это пыль?
– Шарав, – ответил Эттвуд, не отвлекаясь от переписки в телефоне.
Я представила, как странно он будет выглядеть в этом костюме и с этой прилизанной укладкой на фоне остальных жителей Каира.
– Что такое шарав?
– Ветер с пустыни нагоняет в город песок.
– Всегда мечтала жить в песочнице.
Заблокировав телефон, Габриэль откинулся на кресле и прикрыл глаза.
– Как тебе город?
– Город как город, – пожала я плечами.
– Генетическая память не тревожит? – по-прежнему с закрытыми глазами, поинтересовался он.
– Я вот чего не понимаю. – Я отлипла от окна и развернулась к Габриэлю всем телом. Он устало вздохнул, предвкушая вопросы. – Если я потомок одной из тех, кто состоял в культе, по чьей линии мне это передалось? По маминой? Так она вроде нормальная. По папиной? Возможно, конечно, но мне показалось, что тётка скорее испугалась меня, а не признала наследницей.
Мне не показалось. Ma tante буквально захлопнула перед моим носом дверь, попросив, цитирую: «Никогда сюда больше не приезжай. Прочь».
– Может, ты вообще приёмная, – предположил Габриэль. Не услышав ответ, приоткрыл один глаз и повернул голову.
Я возмущённо пыхтела, представляя, как одной прекрасной ночью задушу этого пафосного индюка во сне.
– Я точная копия своего отца. Я не приёмная.
– Тогда, возможно, ты просто поехала чердаком, и я зря трачу на тебя время.
Такой вариант я тоже рассматривала. Какого-то чёткого руководства по типу «Десять признаков того, что тебе надо открыть Дуат» не имелось. Всё, что происходило последний месяц, строилось исключительно на догадках, сомнительных легендах и ядовитых словах Габриэля.
Единственной, кто мог хоть немного пролить свет на дерьмо, в котором я тонула, была почившая Аманда Бекшир. Из минусов: она умерла, что, как я правильно предполагала, затруднит разгадку величайшей тайны Аники Ришар.
– Как ты узнал, что она видит то же, что и я?