Погребенные

– А если в её смерти не замешано ничего потустороннего? Тогда это обычное убийство, и никакой тайны нет.

– Замешано, – резко ответил Габриэль. – Это не подвергается сомнениям.

– Но…

Из странного транса меня вывел входящий видеозвонок. Я лежала на старом красном ковре у распахнутого окна, которое выходило во внутренний двор. Перевернувшись на живот, я ответила на вызов и потянулась за сигаретой.

Как это бывало чаще всего, Робинс 2.0 добродушно улыбался, пытаясь пригладить непослушные волосы. Место, где сверкала залысина от наложенных швов, уже почти заросло.

– Привет, прости, что так поздно.

Я устало помахала рукой, выдыхая табачный дым.

– Вы, француженки, так много курите, – без капли осуждения, лишь с лёгким удивлением, констатировал Алекс.

– У нас тяжёлая жизнь, профессор. Ты видел цены на топливо? А за коммунальные услуги платил?

– Ты…

– Нет, только не это! – Я закатила глаза. – Не говори мне, что я будущая мать и бла-бла-бла.

Алекс тут же смутился.

– Хотел сказать, что ты чудесно выглядишь, – произнёс он, покосившись на мою грудь. – Завтра ты наденешь это?

Я совсем забыла о том, что не переоделась, когда повалилась на пол, едва переступив порог комнаты. Наклонив голову так, чтобы вспомнить, в чём Эттвуд выносил меня из бутика, я пришла к выводу, что платье и правда неплохо сидит.

– Да.

– Отличное платье. – Алекс прочистил горло. – А я вот… в общем-то хотел спросить твой совет. Посмотришь? Брюки я уже выбрал, а вот какую рубашку гладить, ума не приложу.

В любой другой день я бы взорвалась от восторга. Любоваться на меняющего рубашки полуобнажённого профессора – явно волнительное и эстетичное занятие, но все мысли были заняты попыткой принять правду, от которой я открещивалась долгие семь лет.

Мой мозг походил на завод по производству всего и сразу. Какие-то отсеки отвечали за то, чтобы коммуницировать с потенциальным любовником, другие – за бушующий инстинкт самосохранения. Нашлись и те, которые настаивали, что нужно поесть. Я размышляла о стольких проблемах сразу, что взрывалась голова.

– Твари и монстры реальны, Аника Ришар.

Поставив телефон на стол, Робинс отступил в центр комнаты. Немного смущённо покашлял, покрутился вокруг своей оси, несколько раз поднял и опустил руки, демонстрируя синюю рубашку в зелёную клетку. Это выглядело так плохо, что я тут же запротестовала:

– Нет. Господи, сними её немедленно и сожги.

В его комнате было чисто. Даже слишком. На убранной коричневым покрывалом кровати я не заметила ни единой складки, чего не скажешь о беспорядке у меня за спиной: открытая бутылка вина, разбросанные по полу носки и висящие на дверной ручке колготки.

– Ты настоящий ценитель, Робинс. – Я прищурилась, чтобы разглядеть картину над кроватью. – Это?..

– Ага. – Нотки гордости заняли доминирующее положение в его голосе. – Весь старый Пантеон в золотом составе. Очень редкая картина. Не совру, признавшись, что был готов драться за неё.

– Я бы тоже за неё подралась, но лишь в том случае, если бы узнала, что через десять лет её цена вырастет впятеро.

– Может, и вырастет, – пожал плечами профессор. – Потрясающая работа середины восемнадцатого века.

– А потрясающий художник потрясающей работы потрясающего восемнадцатого века рисовал с натуры?

– Картину написала женщина, которая, согласно истории этого полотна, видела богов в своих снах. Но куда более жутким теперь кажется то, что, Мария, так её звали, умерла во время написания, перерезав себе вены. Здесь можно увидеть, как краска приобрела багровый оттенок.

Я не разглядела тёмный угол, в который Робинс ткнул пальцем, но подумала о том, что тот, кто продал картину после смерти Марии, являлся первоклассным рекламщиком. Никто бы не гонялся по миру за творением, автора которого сгубила лихорадка или понос.

– Надо мне тоже что-нибудь написать. Продадим подороже, с обратной стороны полотна прикрепив заключение твоего отца о моей невменяемости.

– Мария не была невменяемой, – так, словно знал её лично, заявил Робинс. И увидев, как я скептично закатила глаза, добавил: – Согласно истории, это боги убили её за то, что она посмела показать людям их лица.

– Если это ты называешь «показать лица», то у меня есть куча вопросов…

Лишь кривые подписи рядом с каждым божеством идентифицировали их личности.

По мере того, как Алекс читал имена, я скользила взглядом по фигурам:

– Осирис, Исида, Сет, Птах, Ра, Анубис, Тот, Бастет, Амон.

– Ну и дофига же их было.

– Это ты ещё не в курсе, сколько противоречивых легенд их связывает. А знаешь, сколько детей они нарожали?

– Боюсь представить, – рассматривая углы картины, промычала я. Под величественными фигурами небрежными мазками были изображены тени ещё как минимум десяти богов. Они, словно защитный купол, вились у ног своих родителей. – Почему вокруг Сета никого нет?