Погребенные

Я не знала, что ответить. Не чувствовала себя готовой к тому, чтобы поведать маме и доктору то, с чем смирилась сегодня. Их страх сделал бы всё только хуже. Сперва следовало разобраться в этом самой.

– Не уверена, что терапия с Робинсом даёт что-то кроме зря потраченного времени.

Мама недовольно хмыкнула.

– Прости. Я не против ваших отношений, но мне не обязательно ходить к нему на терапию, чтобы они продолжались.

– Кстати о наших отношениях…

Я плюхнулась на кровать и, достав из-под подушки ночную майку, быстро переоделась. За окном стрекотали цикады. Этот звук был недоступен жителям центральных районов: там раздавались лишь музыка, смех и круглосуточное гудение машин. Выключив свет и оставив красный ночник, я перевернулась на бок и посмотрела на маму, со щенячьим выражением лица ожидающую письменное согласие на беседу о своём новом любовнике.

– Говори уже.

Тут же засияв, она повалилась рядом.

– Он пригласил меня на свидание. К себе домой. Если ты понимаешь, о чём я…

Я понимала, но теперь мечтала выцарапать себе мозги, чтобы не думать о том, чем они будут заниматься.

– И ты согласилась?

– Конечно! Что за вопросы? – возмутилась она.

– Я рада за тебя, хоть и искренне удивлена.

– Чему же?

– Ты не захочешь это услышать.

– Захочу! – Мама ткнула меня в плечо. – Говори уже.

– Во-первых, заведи себе новых подруг, – гадко ухмыльнулась я. – Ну, а во-вторых, ты не создаёшь впечатление женщины, которая имеет привычку западать на… скажем, не самых обеспеченных мужчин.

– Намекаешь на то, что я меркантильная?

– Да. В этом нет ничего плохого. Просто твой выбор меня удивил, вот и всё.

К моему удивлению, она не разозлилась, а лишь задумалась, с философским выражением лица уставившись в потолок, на котором плясали звёздочки от ночной лампы.

– Знаешь… иногда лучше поздно, чем никогда понять, что счастье не всегда состоит в деньгах.

– Нет! – воскликнула я. – Не ожидала от тебя такого, мама.

А потом резко перевернулась на живот и хрюкнула в подушку. Родительница резво крутнулась и зарядила костлявой ногой мне в бок. Пока я глухо стонала, возмущаясь беспрецедентному акту домашнего насилия, она уселась в позе лотоса и уставилась на меня, не моргая на протяжении целой минуты.

– Я и в самом деле создаю впечатление настолько плохого человека?

Я издала звук, который вполне бы сошёл за предсмертный, и повторила мамину позу, случайно задев её нос своим. Раньше от неё всегда пахло дорогими духами и прохладой. Сложной гаммой ароматов, не имеющих ничего общего со словами «дом», «уют» и «материнство». В эпоху капитализма так пахли все успешные женщины, на первый план выносящие лишь свои материальные и гедонистические потребности.

Нет, Агата Ришар не была плохой матерью. Как и плохим человеком. Сломленным, напуганным – да, но точно не плохим. Её ограниченные взгляды и скудные познания о жизни не мешали мне любить её и чувствовать любовь, но запах… он изменился. Теперь она пахла выпечкой, моющим средством для посуды и немного дешёвым вином, окрасившим сжатые в тонкую линию губы.

– Любить деньги и стремиться к обеспечению комфортных условий жизни – не значит быть плохим человеком. Я лишь сказала, что образ жизни доктора, как мне кажется, не совсем тебе подходит. Но, – прежде чем она бросилась защищать Робинса, я выставила вперёд указательный палец и прижала к её губам, – я буду очень рада, если у вас всё сложится, и ты будешь счастлива.

Улыбнувшись, она поцеловала мой палец, а потом расплылась в мечтательной улыбке и принялась укладываться обратно. Тогда она и заметила кое-что, о чём я уже забыла.

– А это что? – схватив меня за щиколотку, прошипела мама. – Аника Ришар, это…

Едва не проглотив собственные лёгкие, я суетливо прикрыла небольшой шрам одеялом.

– Это случайность.

Но она, конечно же, мне не поверила.

– Случайность?!

– Да. Я хотела узнать, дотянусь ли ногой до рта, и вот…

– Не сдержалась и укусила себя?

– Да, всё именно так и произошло. А теперь давай спать. – Я легла обратно и потянула маму за собой. – Лучше расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь хорошее. Веселую историю из детства, – пробормотала я и театрально зевнула.

Я не видела, но слышала, как она шмыгнула носом и поморщилась. Всегда так делала, когда кто-то подбирался к самой сути её происхождения.

– Знаешь, в моём детстве было мало хорошего. Никаких частных самолётов и дорогих курортов. И дуростью не страдала, от скуки кусая себя за ноги, – начала она, тонкими, холодными пальцами перебирая мои волосы.

Её родители пили, и до шести лет, пока они не восстановились в родительских правах, мама жила с бабушкой. Я знала эту историю, но всегда, когда разговор случайным образом касался её семьи, мама напоминала об этом, словно оправдывалась. В первую очередь перед самой собой.

– Как ты знаешь, я, бабушка и дедушка жили в небольшом городе у моря, Беноде.

Я представила маленький белый домик, проведя пальцем по стенам которого, можно собрать соль от долетающей с берега воды. Представила шум волн, который каждое утро сопровождал маленькую девочку с бабушкой на рынок.