Погребенные

– Любишь ты все легенды перекрутить. Это ведь история. В ней есть своя романтика.

– Нет в этом никакой романтики. Лишь человеческая глупость. А Око существовало в единственном экземпляре?

– Подлинное – да. Оно, как корона, передавалось от фараона к фараону, пока согласно летописям не было утрачено за пару столетий до правления Клеопатры при Яхмосе II из Саииской династии.

– А Око на твоём столе и есть то самое, которое было утрачено столько тысячелетий назад?

– Возможно. Нет гарантий, что именно наше Око Гора передавалось от фараона к фараону. Такое практически невозможно установить. Уже тогда научились делать подделки, но по крайней мере коллегия пришла к выводу, что ему не меньше трёх тысяч лет.

– Это как продать старую палёную сумку от Гуччи по цене оригинала, – широко улыбнулась я.

Кажется, Робинс об этом не задумывался. Лишившись надежды на то, что ещё досмотрит сон, во время которого он мило сопел и иногда похрапывал, Алекс перевернулся на бок и чуть не столкнул меня на пол.

Мы не жили вместе, но я зачастила с тем, чтобы засыпать у него в кровати после целого дня в бесцельных поисках. Я даже не была уверена в том, что мы встречались, но наши отношения стали теплее и интимнее. Когда мы засыпали рядом, Робинс обнимал меня, целовал в лоб, но не спешил переступать грань.

Мы больше не торопились с сексом. Вернее, не торопился он. И пусть я шла на все возможные провокации, но дело было не только в симпатии к Алексу.

Я стала слишком часто думать о Габриэле. Он возбуждал не только моё тело, но и мои мысли. Вся эта его тьма и загадочность притягивали меня не меньше наружности. Я чувствовала себя последней идиоткой из дешёвой романтической комедии, которая запала на плохого парня с мрачной историей. Спустя столько лет оказалось, что фильмы и книги не врут: это и в самом деле манило.

Но я боролась с этим притяжением, и Алекс стал самым лучшим лекарством, попавшим мне в руки. Я искренне желала влюбиться в хорошего парня, потому что прекрасно понимала: тьма не сулит ничего хорошего.

Восходящее солнце лизнуло широкий подбородок профессора, когда он опустил голову, чтобы чмокнуть меня в шею.

– Ладно, Аника Ришар, поедем к Пьеру Бенетту вместе.

Но прежде мне предстояло пережить муки выбора подарка ко дню рождения мамы. Как и любой порядочный мужчина, Робинс поплёлся со мной. Героически выстоял в магазине косметики, предоставив своё лицо в качестве модели для испытания румян и теней.

Он действовал на меня как обезболивающее, как пластырь на кровоточащую рану. Немного постный, как сухарь, Робинс заполнял своим спокойствием не только свою, но и мою ауру. Стоило мне подумать о чём-то плохом, стоило сердцу ёкнуть, как он тут же брал меня за руку, через кожу, через сплетённые пальцы запуская в меня свои флюиды.

А флюиды у него были что надо: уютные, домашние, с налётом пыльных книжных полок и чая с бергамотом. Вне Лувра он носил смешные футболки или свитера, а для ног имел в запасе целую коллекцию нелепых кроссовок.

Девочкам пришло время научиться выбирать хороших мальчиков: это полезно для души, а душа, по мнению древних египтян, штука вечная и куда более важная, чем тело, нижняя часть которого так и норовила сбежать в постель Габриэля Эттвуда.

Который за две недели написал мне всего пять раз. Из необычного: сделал он это при помощи сообщений в социальной сети.

Пока Алекс пытался отмыть лицо от тонны косметики, я присела на небольшой диванчик в центре шумного магазина и взяла телефон, проверяя, что важного упустила за последние несколько часов.

Габриэль Эттвуд и правда находился в Англии. Я поняла это, когда, от удивления подавившись газировкой, с истории Моники перескочила на фотографию с довольной, улыбающейся рожей.

– Что такое? – оттирая салфеткой красное пятно со щеки, спросил Робинс.

В свободной белой футболке Габриэль Эттвуд стоял на пляже, одаривая объектив камеры хитрой ухмылкой. Несколько тёмных прядей взмыли к верху, вероятно, подхваченные порывом прибрежного ветра. Медовые, блестящие насмешкой глаза словно смотрели в самую мою суть.

Я не удержалась. От созревшего в горле по-детски глупого желания нагадить выбрала коричневый, многозначительный смайлик и отправила его, тут же выключив телефон и прижав его к груди.

Разговор с Кайлой не принёс ожидаемых результатов. Как и боялся Александр, она ничего не помнила и только без умолку извинялась, не имея ни малейшего понятия, с какой целью стачивала язык о зубы.

Когда мы вышли из больницы, июль набрал максимальные обороты: душно, жарко, слишком громко в пик туристического сезона. Машина Робинса, приличная на вид ауди синего цвета, подпирала мусорный бак на заднем дворе. Один персонаж, бьюсь об заклад, без постоянного места жительства, слегка присел на капот и рылся в помойке.

– Париж – чудесен, – угрюмо пробормотал Алекс.