Погребенные

Одно из самых важных зданий Парижа оцепили железной паутиной. В буквальном смысле. Стены и крыши, покрытые сетью из нержавеющей стали, чем-то напоминали узоры Гектора Гимара в стиле ар нуво. Никогда не считала себя консервативным человеком, но почему-то эта попытка шагнуть в ногу со временем не пришлась мне по душе.

– А мне нравится, – словно прочитав мои мысли, сказал Робинс. Я спряталась в кустах, наслаждаясь сигаретой и теньком. Профессор заграждал собой солнце, щурясь в направлении министерства. – Необычно.

– Мы в Париже, а не Штатах. Хватает железной громадины, которую сделали символом этого города.

– О, я читал! – Ну конечно читал, как иначе. – Вам, парижанам, не нравится башня?

– Мне нравится, но это уже перебор. – Я выдохнула дым и, прищурив один глаз, посмотрела на министерство. – Сколько у нас до встречи с Пьером?

– У меня, – поправил Алекс. – Пятнадцать минут.

– Раньше Пьер был мне как дядя. Он не откажет мне в разговоре.

– О чём ты собралась с ним говорить? Извините, не подскажете, что за аноним держит в страхе всю верхушку здешней знати? Посвятите меня в свои суперважные дела! – передразнил он намеренно высоким голосом.

Выбравшись из кустов, я размазала сигарету по асфальту.

– У меня свои методы, профессор.

Цели, впрочем, у меня имелись тоже свои, но Робинсу знать о них пока не следовало.

Никаких своих методов у меня не было. Как только на входе попросили сдать телефоны, я растеряла всю уверенность, прилипнув к Робинсу с правого бока. Внутри было холодно, тихо, но это далеко не главная причина, по которой я ощущала себя иначе.

Что-то тёмное обволакивало высоченные выбеленные стены. Изнутри министерство выглядело не так интересно, как снаружи. Здесь всё казалось обычным, даже скучным. Минимальное количество мебели подчёркивало пустоту и холодность длинных коридоров, утыканных деревянными дверьми.

Мимо нас проходили люди: некоторые негромко, почти пугливо перешёптывались, словно повышение тона голоса каралось смертной казнью, некоторые направлялись по своим делам, уткнувшись носами в стопки бумаг. Но все до единого были одеты в офисные костюмы.

За очередным поворотом нас дожидалась молодая секретарша. Окинув меня взглядом холодных серых глаз, она переключилась на профессора и улыбнулась.

– Прошу за мной, профессор Робинс.

На ней была неуместно короткая юбка, хотя не мне судить о степени неуместности. Девушка шла перед нами, гордо вздёрнув к верху острый подбородок, словно заведовала тут всем, а не все заведовали ей.

– Придётся подождать, у monsieur Бенетта сейчас важный посетитель. Кофе, чай?

– Воды, – жалобно взмолилась я, повиснув на руке профессора. Кроме нас в просторной приёмной сидела женщина. В не по размеру большом платье, со скрученной в гульку копной грязных серых волос она тихо поскуливала в самом углу, вытирая нос жёлтым носовым платком.

Робинс тоже обратил на неё внимание, спросив у нашей сопровождающей:

– Что-то случилось?

– Это вас не касается, – сухо ответила она, ставя перед нами стакан с водой. – Присядьте на кресла, вас позовут.

– Даже не смей, – предупредил Алекс, когда я обернулась к женщине.

Почувствовав мой взгляд, она посмотрела в ответ, округлив заплаканные глаза цвета мокрого асфальта. Словно желая мне что-то сказать, приоткрыла рот, но тут же его закрыла, когда дверь в кабинет Пьера Бенетта распахнулась.

Первым вышел прокурор. Его лицо выглядело неестественно серым, а глаза – напуганными. Поджидавшая у входа женщина тут же вскочила на ноги и бросилась к нему в объятия.

– Прошу вас, monsieur, скажите мне, где моя девочка?!

Презрительно скривив рот, Батлер попробовал отстраниться, но женщина держала крепко. Сжимая в худых руках края его пиджака, она всё причитала:

– Прошу вас! Вы обещали, что поможете мне! Моя девочка, Стейси…

Два охранника вышли из кабинета на помощь прокурору и ловкими движениями отодрали от него несчастную, придерживая её за локти с обеих сторон. Изнеможённое тело забилось в конвульсиях. Изо рта, обрамлённого сеткой не по возрасту глубоких морщин, потекла пенящаяся слюна.

– У неё приступ! – выкрикнул Робинс, вскакивая на ноги. Я подорвалась следом, но прежде чем успела сделать хоть шаг, уткнулась носом в живую преграду.

Не теряя ни минуты, сердце бросилось в бешеный пляс. Стуча так, что отдавало в ушах, оно ускоряло ритм с каждой секундой, грозясь выпрыгнуть через рот. Раскрыв последний, я часто заморгала и сглотнула.

Надо мной возвышалась тьма. Я не могла подобрать иных слов, глядя на облачённую в чёрное фигуру.

Странное ощущение, которое сковало грудь, не позволило мне запрокинуть голову, но я точно знала, что этот некто с высоты своего роста мог видеть моё лицо. Знала, потому что оно пылало, словно вмиг оказалось охвачено пожаром.

Я невольно дёрнулась, когда фигура в чёрном сделала шаг вправо, освобождая путь.

– Аника? – удивился Пьер, появившись из-за спины незнакомца.

Он выглядел таким же бледным, как и прокурор, след которого простыл вместе с задыхающейся от приступа эпилепсии женщиной.

– Аника? – переспросил Габриэль Эттвуд, скинув капюшон и уставившись на меня.