Погребенные

– Нью-Йорк лучше? – поинтересовалась я, когда мы отогнали всю живность и залезли в машину. Я тут же стала тыкать на все кнопки, пытаясь предотвратить надвигающуюся возможность расплавиться от жары. Кондиционер выплюнул комок горячего воздуха прямо в лицо, следом пустив прохладный ветерок.

Нас ждал Пьер Бенетт. Если быть точнее, он ждал только Алекса, но я тоже не хотела ударить в грязь лицом, активно поправляя поплывший от жары тональный крем.

– Нью-Йорк – нет, но я родился в Миннесоте, у нас там попрохладнее, от того и менее людно.

– Пробки ты тоже не часто видел, – подметила я, когда Робинс отказался втискиваться между рядами и проезжать на жёлтый. – Такими темпами мы доберёмся до Пьера к завтрашнему закату.

– Правила, Аника Ришар.

– Созданы для того, чтобы их нарушать.

– Нет. Это противоречит концепции правил. И не корчи такую моську, – только я начала кривиться, одёрнул профессор. – Тише едешь – дальше будешь.

– Не в нашем случае, Робинс. Чем дольше мы едем, тем больше времени теряем. А оно и так поджимает. Через неделю мы вылетаем в Каир, через четыре дня – аукцион. И между всем этим мы договаривались навестить мою тётю.

Это был ещё один важный пункт на пути «исцеления». Чарли Робинс, хоть больше и не занимался моим лечением, настоял на том, чтобы копнуть немного глубже в истоки семьи Ришар. Он также советовал навестить оставшихся родственников моей мамы, но та заверила нас, что они все как один передохли лет двадцать тому назад.

– Она знает, что мы собираемся приехать?

– Да, – соврала я. Вообще-то, нет, но до наших дней не дошла никакая контактная о ней информация. Остался лишь последний адрес проживания, датируемый десятилетней давностью, и надежда, что она никуда не переехала или… случайно не умерла.

– У тебя на лбу написано, когда ты врёшь.

Потерев лицо, я поджала губы.

– А ты ездишь, как старый дед. У всех есть свои минусы.

– Аника, твоя ma tante могла переехать…

– Или умереть, – буркнула я.

Робинс недовольно нахмурился.

– Меньше о таком думай и будешь крепче спать.

– Твой отец советовал побольше нагружать мозги. Замучить их до смерти, чтобы на генерирование снов не осталось энергии.

Мы уставились друг на друга, соревнуясь в конкурсе по метанию молний глазами. Несмотря на все достоинства своей великодушной породы, порой Робинс действовал мне на нервы, как это бывало у пар, проживших вместе больше тридцати лет. Он вечно бубнил, а я пререкалась. А ещё побеждала. Взгляд Алекс всегда отводил первым.

– Иногда ты невыносима, – заявил он, когда мы вышли из машины. Подъехать к министерству, да в самом сердце Парижа, было миссией повышенной сложности, которую Робинс провалил ещё до того, как решил попробовать пройти.

– Пешком двадцать минут по такой жаре!

– Невыносимо очаровательна, – добавил он, заправляя мне за ухо прилипшую к потному лбу прядь.

Я опёрлась на него, прижавшись щекой к крепкой груди. Ладонь, диаметр которой был больше, чем мой череп, легла на голову. Эта привычка играть с прядями моих волос завелась у него ещё в первый день наших официально неподтверждённых отношений.

Мне нравились прикосновения Алекса, нравилось, как он запускает пальцы и массажирует голову, а потом опускается к вискам и растирает усталость, оставляя за собой лишь драгоценное умиротворение.

Этот мужчина нравился мне таким, какой он есть. Породистый щенок золотистого ретривера. Даже по просьбе или нужде никогда не укусит, не станет лаять. Робинс был рождён для комфортных отношений, хоть порой я и понимала, почему Мэгги с ним развелась.

Иногда Алекс слишком увлекался. Работа стояла для него на первом по важности месте. Он мог часами сидеть за книгами, не слыша, что я спрашиваю или рассказываю, но так уж случилось, что меня это вовсе не напрягало.

Я нуждалась в тишине, нуждалась в спокойствии, ко всему прочему знала: случись что-то серьёзное, он бросит всё.

Кас был точной копией своего отца. Мэгги улетела в Штаты, а его решили оставить до конца лета. Пока нормальные дети осваивали изощрённые техники убийств в компьютерных играх, он сидел за книгами рядом с отцом, похоже, искренне обожая это занятие. Узнав, что я не питаю интереса к истории Древнего Египта и планированию Алексом новой экспедиции, мальчик окончательно поставил на мне крест.

Сегодня установилась невыносимая духота. Те, кто жил в Париже, прятались по углам, обливаясь холодной водой. Туристов всегда было видно издалека. Превозмогая адское пекло и зной, они толпились у достопримечательностей, отбивая потраченные на поездку деньги.

Необычный фасад министерства притягивал необъятные толпы. Пале-Рояль гудел словно пчелиный улей, готовясь вот-вот взорваться от количества людей и спорной реновации здания штаб-квартиры министерства, но именно эта реновация и сделала место таким притягательным.